о. Николай: Годковщина…
Державцев: Да! И притом до конца службы. До той самой минуты пока не сойдет по трапу в последний раз. И вы мне никогда не сможете гарантировать, что этот изгой, в один прекрасный момент, не сорвется и не отступит от пресловутых христианских принципов, и не взорвет торпеду вместе со своими обидчиками!
о. Николай: Господь дает крест, но дает и силы нести этот крест.
/Раздаются звонки авральной группы: два раза по три коротких. Голос Галуна в радиотрансляции: «Малый сбор. Команде построиться во внутренних коридорах!»/
Державцев: Сомневаюсь…
о. Николай: Узаконенные глумления отраднее?
Державцев: Тоже, конечно, не субтропики. Но, коль скоро, матрос уяснит простую, необходимую истину: «Придет время – возьму свое», то терпеть научится не хуже вашего Христа. Да, и на боевых постах – пять баллов: чистота, порядок.
о. Николай: Живет ли в вашей душе хотя один-единственный луч Божиего Света?
/Пауза./
Вы боитесь потерять звездочку, или не получить очередную…
Державцев: Это уж вы как хотите думайте, но экипаж в овец превращать не позволю.
/В кубрик входят моряки; с ними Галун, его внешний вид не изменен…/
Державцев: /грубым шепотом Галуну/ Кобура! Китель! Я тебя под арест… / о. Николаю/ Ягнят… не разрешаю! /Галуну/ Что, ты все время жуешь?!
Галун: Дык, товарищ командир…
Немцов: Et vidit Deus guaet esset bonum?6
Пашин: Строем в Церковь? Нехорошая тенденция…
Пересветов: / о. Николаю/ Кабы у вас власть была? А так… зря болтать беретесь.
/ о. Николай бледный, молчит. В руках бесполезно свисающие листы бумаги… Немцов подходит к о. Николаю и внимательно смотрит ему в лицо./
Немцов: Святой водицей мозги промывать изволите?
/Пауза./
Кстати, вам идет… борода.
/Все рассаживаются. Пересветов за шиворот поднимает с баночки Кариотского./
Пересветов: Забыл место карасевское? /Грубым шепотом/ Офицерская подстилка! Пшел на передние баночки!
Державцев: Начинайте, Николай Александрович!
/Отец Николай дрожащими пальцами разрывает исписанные листы бумаги…/
о. Николай: Если б вы знали, как я… ненавижу себя.
/Общее замешательство. Усиливается шум шторма, вой ветра и скрежет кранцев. Ощутимие вдруг стали сотрясения корабля…/
Ненавижу за беспомощность и бессилие, за то, что не могу, вырвавшись из тисков страха и отчаяния, умереть за экипаж, принести себя в жертву, за неразумные, детские души ваши… Ненавижу за то, что не имею смелости во всем до конца последовать за Господом и Богом моим Иисусом Христом, Который пострадал за нас, принес Себя в жертву за грехи рода человеческого… Как так может любить жизнь моряк, а жизнь ближнего ненавидеть? Спаситель – Христос любил… И любит! Он пошел на крест за народ, чтобы не погиб народ, и чтобы рассеянные чада Божии собрались воедино… Если б Христос не погиб, то погибли бы мы все. Слышите, вы?! Он умер, чтобы жили мы и жизнь имели с избытком. А мы мыслею, словом и делом бесчестим святую жертву Бога-Спасителя нашего! Клевещем, завидуем, гордимся, обижаем ближнего, богохульствуем. Когда же сердца отвратятся от злого? Когда греху и позору положим предел?! Вот годковщина – неприкрытое Богоубийство, «мерзость запустения сидящая на святом месте»; тогда как в душе, как в храме Божием, должен воцариться Христос! Что же делаете вы?!
/Пауза./
Некогда был глагол Божий к Моисею: заколоть агнца и кровию его помазать двери народа Божиего, дабы ангел смерти, побивающий первородных в домах Египетских, перескакивал через жилища избранных… Таким агнцем заколения для рода людского стал Христос. И через всех омытых в его крови перескакивает ангел смерти…
/Державцев уходит./