Пересветов: Ну и сволочь же ты.


Пашин: Не сметь унижать человека!


Немцов: /Пашину/ А если, за любезной помощью вашей жены, mon cher5, примутся отпускать свободу в проявлении чувств?


Пашин: Если она сама не против, то пусть.


/Пауза./


Человеку подобает жить свободно. Так справедливо! Обществу надлежит дать волю, а не скручивать его по рукам и ногам цепями морали. Если мой друг имеет мою жену, я свободен иметь его жену… Так справедливо.


/Пересветов встает и бьёт Пашина по лицу./


Пашин: Грубое насилие! Крепостник! Маргинал!


/Входит Галун./


Галун: Га! Мориманы! Слухай мою команду: форма одягу робочи платя, пилотка, рятувальна жылэтка и ну-ка торпэдкою на стинку!


Немцов: Чего изволите, милостивый государь?


Галун: Так як же «чого»?! Дви котушкы швартовых кинцив прыслалы. Так потрибно в шпылеву втягнуты!


Пересветов: Пускай боцманята летят – их работа.


Галун: Так боцманята вси там, та сылы нэ хватае. Давай, ходкы, нэ шкирься! Нэ то кипу скажу и «видак» ваш в раз видключымо!


Немцов: О, не извольте себя обеспокоить, любезнейший командор!


Пашин: Чуть что – сразу «видак» выключать…


Пересветов: Погоди, погоди, ботя, не кипятись. Щас жилеты накинем!


Пашин: Человек свободен смотреть всё… что пожелает. Идем, идем, товарищ мичман!


Галун: /смеётся/ О, цэ добрэ, в Колумба душу!


/Когда моряки еще не все покинули кубрик, входит о. Николай. В руках у него исписанные листы бумаги./


о. Николай: Пётр Пересветов?


Пересветов: Чего надо?


/Все уходят, кроме о. Николая и Пересветова./


о. Николай: Мир и любовь тебе от Господа и Бога нашего Иисуса Христа!


Пересветов: Мне это непонятно…


о. Николай: Уж сколько всего наслышался о твоих кулаках… Думал не дьявол ли в образе матроса? А ты оказывается обыкновенный молодой человек, такой же как и все мы грешные.


Пересветов: Вы бы сказали чего хотите, а то вот мне… на стенку надо, швартовы ворочить.


о. Николай: Хотел поговорить с тобой… сердечно. И спросить тоже хотел…


Пересветов: Чего там?.. Давай прямо, я простой.


о. Николай: Умоляю ради Бога! Поунял бы ты гордость свою! Зачем смертным боем бьешь молодых матросов?!


Пересветов: Ну, я и старых не забываю.


о. Николай: Грех лютый!


Пересветов: нам оно непонятно, что за грех? А только знаю: меня били и я буду! На том мир стоит.


о. Николай: Нет, добрый, дорогой ты мой Петенька, нет. Мир стоит на любви.


Пересветов: Я вашей любви нигде по жизни не видал. По жизни так: кто сильный тот и прав. Кто не успел, тот опоздал. Сильный – дави, слабый – за борт! Добрые – это которые слабые, им больше по морде достается.


о. Николай: Неужели мать не носила тебя на руках, никогда не учила добру, не пела сыну ласковых песен перед сном, не рассказывала чудесные были, где правда и любовь всегда побеждают зло?..


/Пересветов, опустив голову, молчит./


Пересветов: Покажите… Чтобы Правда побеждала. Я может тогда и поверю в вашего Бога! А нет! Вон оне: «сундучье» позорное, да офицерьё проклятое, как хотят так и гнут матроса! Рабами нас себе сделали! Как им вывернется, так на тебе и ездят, а ты не моги, ты рот заткни! Потому матрос и найдет слабого, чтоба на нем злость, да горечь сорвать. Отсюда – годковщина. Мож я чего не понимаю, но по жизни так и есть: кто сильный – тот дави. Попробуй тронь суку офицерскую?! За ними закон, тюрьма. Он моряка пошлет за милую душу, а ты его пошли – тебя на гауптвахту, за решетку! Вот и вся правда. Нет такой конституции, чтоб матроса защитила. Они там, на капитанском мостике, законы для себя пишут, а тут, внизу, нашими кишками корабли швартуют!


о. Николай: Ты их прощай, Петр, прощай! Духу смиренному легче жить… Когда простишь от всего сердца – Христос тебя полюбит. Ближе к Богу – душе покой, тихая гавань…