– Может быть, я несколько не в тему, – ребята и все остальные удивленно смотрят на меня, – но я хотела бы вот что сказать. Ребята, вы зря так расстраиваетесь, по всему видно, что сил в вас хватит на что угодно. Держитесь вместе, вместе вы станете еще сильнее. Ты, Сеня и сестра твоя – вы друг за друга, и вас ничто не сломит! Что касается мечты и цели – мечта – это и есть большая цель. А ты раздроби мечту на маленькие шаги к цели и каждый шаг по отдельности делай – так и придешь к своей мечте. Прямо план составь и делай всё, не отступая! – (Эх, нашелся бы кто, посоветовал мне сделать то же самое в моей жизни… Я прокашливаюсь, всё-таки курилка бы здесь определенно не помешала). – И главное – верьте в себя! Вы молоды, талантливы, умны и всем хороши, у вас всё впереди! А ты, кондитер, не смотри так, а то я тебя съем.

– Спасибо, – тихо и твердо говорит Сеня. От Исы я получаю такой взгляд, что внутри становится горячо, как от коньяка. Который я скоро буду таскать в сумке на работу каждый день. Уже скоро, совсем скоро…

Но ничего из этого вслух я так и не сказала. А только в своей воспаленной голове. прокручивала потом в возбужденном мозгу еще недели две. А мальчики просто ушли.

Это был взрыв, которого никто не заметил. Кроме двух зверей внутри. Но они не разговаривают и не сообщают о новостях. Пожалуй, мы никогда не можем сказать наверняка, где закончилась одна жизнь и началась другая.

В тот солнечный день я, директор Лира и соцработник Ханума Аллоевна снарядились в стан врага – в минобраз19. Лоббировать, лоббировать и еще несколько раз повторить то же самое, просто чтобы наполнить свою жизнь каким-то смыслом.

Мимо мчится сухая пыльная дорога. Пальцем расширяю холодную потную точку на окне служебной иномарки.

Останавливаемся на светофоре. В лотке «Тандырные самсы» торгует бойкий парень. Вот человек, знает свое дело, доволен им, не надо ему никого спасать. Он знает – перекусивший его самсой уже спасен, ибо голодный не может бороться за правду. Едем дальше.

Чтобы не терять ни секунды рабочего времени, Ханума Аллоевна принимается бодро отчитываться перед шефом.

– Лира, мы наводили справки в «Айдае» о Доходягине. Пришел отчет – имели место попытки суицида…

Лира, не оборачиваясь, с переднего сидения остужает пыл привычных усилий по пристройству к своей заднице. Ибо сейчас это будет не так удобно, как обычно, ведь они сидят слишком далеко друг от друга.

– Ханума Аллоевна, вы должны были проконтролировать весь процесс от начала до конца. Вы сами говорили, что этот Доходягин социально опасен. А ведь мы взяли его в Центр.

– Да… – лучший работник, самый добрый человек Центра и выдающаяся стрелочница госпожа соцработник делает еще одну провальную попытку. – Но медики давно должны были определить его в психоневрологический диспансер.

– Насколько я помню, Вы сами настаивали на его приеме.

Пауза. Я поворачиваюсь посмотреть на сморщившееся в ожидании удара лицо.

«Успокойся, теперь уже холопов не лупят», – мысленно посылаю ей.

– Но он социальный сирота и подходит под наш устав. Туберкулез у него уже почти вылечили, документы восстанавливаются…

При упоминании туберкулеза вспоминаются неудавшиеся обеды в столовой, и я жалею, что успокоила ее, отворачиваясь к приятно-молчаливой панораме за окном.

Лира раздраженно почесывает затылок пятерней – любимое занятие с незапамятных времен.

– Давайте потом поговорим. Варвара, в перерыве закажите тринадцать порций обеда в «Шансоне».

– Конечно, – я радуюсь, что можно будет выйти покурить. Что же остается делать менеджеру по развитию и лоббированию, как не заказывать обеды!