Через день вышел на работу. Мария увидела отца, обрадовалась, но и запереживала.

– Ты же еще не поправился, как ты будешь работать, холодно очень и ветра сильные, – затревожилась дочь.

Они не могли выполнить норму без Алексея, задерживались в лесосеке дольше, но не получалось справиться. Приходилось освещать керосиновым фонарем место работы. При ясной лунной погоде можно было работать без фонаря. Неделю бригадир Суходолов молчал, но через неделю сказал Захару, грузчику звена:

– Много я вам керосина выдавал за неделю. Если еще надо будет, покупайте на свои деньги. Как я этот спишу? Все равно норму не делаете.

Это было терпимо, но уменьшение и без того скудного пайка продуктов пугало.

Ужинали позже на два – три часа, кухонные еду оставляли на плите, она была еще немного теплая.

Михаил Катушев, который прибыл в звено позднее, был трудолюбивым парнем. Сразу заметил работящую, не унывающую Марию. Где мог, помогал. По снегу было трудно девушке таскать сучья и складывать в кучи.

– Спасибо, Михаил, как бы я без тебя. У самого много работы, еще мою делаешь, – говорила Мария с благодарностью и смущением.

– Да я по пути тебе помогаю, так, по ходу дела, – с шуткой и улыбкой оправдывался Михаил. Но во взгляде и голосе парня появлялась влюбленность. Постоянно наблюдал за девушкой, когда была возможность. Заметив его внимание, Мария смущалась, была рада его помощи. Часто вспоминала Петра из Тарасово, с которым была взаимная симпатия. Но понимала, что не увидит больше его. Писем от Фени не получили еще ни одного. Как там у них дела в деревне? Дядю Ивана раскулачили или оставили и приняли в колхоз? Много было тревоги на душе.

Еще неделю продержался Алексей и разболелся сильнее прежнего, жар, кашель, слабость такая, что еле дошел до общежития, чтобы уехать в поселок вместе с Катериной. Лечение по-прежнему было хвоей и ягодами. Кашлял, добавилась одышка, ночью спать не давал Екатерине. Через неделю настала тишина ночью, Екатерина уснула. Проснувшись, поняла, что тишина эта недобрая. Быстро протянула руку к мужу и отдернула, испугавшись, – его тело было холодным. Заплакала, страх за детей переполнил душу, как они теперь без него?

– Так переживал, что кашлял, спать мешал, я бы потерпела твой кашель, лишь бы ты живой с нами был, как мы теперь одни? – говорила тихо, чтобы не разбудить Ванюшку.

– Вот уже второго похороним здесь. Господи, что же еще впереди? Страшно подумать! – не могла успокоиться, хотя мысли о его смерти пугали с начала болезни.

Посидела молча, слезы текли по щекам. Повернулся Ванюшка, укрыла его еще своим пальто. Не проснулся.

«Что делать, когда хоронить? Только узнают, сразу зароют, Марию из леса не дождутся, проститься не дадут. Решила не топить печку, пролежит тело до вечера. Землянка быстро выстынет».

Помогла Ване одеться, завернула кусок хлеба с собой и вареную морковку и картошку.

– Папа спит, не будем его будить, – с трудом сдерживая слезы, проговорила ребенку.

Отвела Ивана в барак к Насте, дала ей две горсточки крупы, завернутые в бумагу.

– Настя, свари, пожалуйста, кашу Ване, я сегодня не успела, – попросила Екатерина девочку.

Слезы тихо стекали по щекам. Она не хотела, чтобы дети заметили их. Повернулась и вышла на улицу. Ваня ждал, что мама поцелует его в лоб, как делала каждое утро. Он удивился.

– Настя, мама забыла меня обнять, – подошел к Насте, обнял.