– Молодец, Степан, все умеет делать, – похвалил сына отец, – дома все сами делали, нашли эксплуататоров, – боль не утихала в душе.

Зашли в землянку, заполнили ее всю. Сели на нары. Ваня спал. Степан ждал их, не смел заснуть, хотя тепло разморило. Котелок стоял на полу под печкой. Не верилось, что есть теплое питье. Попили по очереди из двух кружек, смакуя горячую воду с привкусом болота.

К шести часам пошли в комендатуру. Степана и Ваню оставили дома спящими, что там делать детям. Поперек дверей Алексей поставил палку – знак, что дома нет никого, так делали дома в деревне.

Боясь опоздать, вовремя пришли все вновь прибывшие, вместе ехавшие на барже от Соликамска. Вторую баржу отправили на другую пристань. Разговаривать боялись, могут агенты быть в толпе. Узнали, что некоторых поселили в барак. Там более сносные условия.

На крыльцо вышел комендант, с ним двое с журналом, в который записывали прибывших при выходе с баржи на берег. На крыльце с двух сторон висели керосиновые фонари. Людей было видно, хотя бы их контуры.

– Ну что, с новосельем! Теперь вы жители спецпоселка Богатырево. Не захотели в колхозах работать, будете здесь лес рубить. Вы не осужденные тюремщики, но режим здесь строгий, без разрешения из поселка ни шагу. Где поймают – расстрел на месте. Кого в землянки поселили, будут еще бараки строиться, переселим вас в них, если заслужите хорошим трудом.

Сегодня получите талоны на продукты на неделю. Завтра в магазине отоваритесь. Все с шестнадцати лет – в лес, утром сюда прийти. А то пойдете пешком в тайгу искать. Школу построили, учителей нет. Фельдшера пока нет. Ребятам до шестнадцати лет завтра к десяти подойти сюда. Сегодня получите хлеб, – строго, даже со злостью, объявил прибывшим комендант поселка.

Алексей сам пошел в комнату для выдачи талонов. Очередь образовалась человек двадцать. В помещение пускали по три человека. Продрогшие дорогой переселенцы вынуждены были стоять на холоде. Вышедшие с талонами не смели делиться впечатлением, тихо бросали короткие фразы: «Не объедимся!»

Подошла очередь Алексея. Зашел в комнату, продрогшее тело почувствовало тепло после улицы. Дрожь тихонько успокоилась.

Солдат, сидящий за столом, нашел список в журнале регистрации

– У вас три работника и три иждивенца. И чего, мы должны их кормить тут? Завтра чтобы пришли сюда к десяти, – отсчитал талоны для работающих и иждивенцев, бросил на стол.

Алексей взял талоны, прошел к другому столу, где выдавали хлеб. Посмотрели список, дали две булки, объяснять ничего не стали. Алексей забрал хлеб, ничего не говоря, вышел.

Быстро шел к дому, холод гнал. Через негустые облака светила луна. Телогрейку продувало насквозь. На улице попадали прохожие, в темноте трудно кого-то узнать, скорее всего, вновь прибывшие старались устроить свой быт. «Дома не разрешили ничего взять из посуды и здесь не дают чайники, кастрюли, хоть бы котелки какие-нибудь. Ладно, что Екатерина положила котелок с огурцами. Свечи припрятала, две детские кружки и ложки. Перочинный нож в кармане сохранился», – душа рвалась на куски, винил себя во всем Алексей.

Семья была дома (если это можно домом назвать), все сидели по нарам. Свечку не жгли, берегли. Рассказал Алексей план на завтра каждому.

Отец зажег свечку. Стали смотреть талоны: четыреста граммов хлеба на работающего, двести – на иждивенца. На неделю двести грамм крупы. Смотреть не было сил.

– Работать целый день в лесу на такой еде? Дома ели нормально, но за день на заготовке дров или на покосе так устаешь, сил вообще не остается. А тут как? – удивленно и возмущенно произнесла Мария, понимая, что говорит ерунду в сложившейся ситуации.