– Стойте, стрелять буду, – и сразу выстрелил в сторону убегающих. Подключились другие, начали стрелять, но не побежали догонять, остальные вообще могут разбежаться. Ранили или убили, было не видно, но конвоиры разозлились, стали подталкивать идущих на баржу людей. Кричали, оскорбляли, тыкали в спины винтовками.

Впереди – три дня пути. В огороженном досками помещении топили две буржуйки, тепло чуть-чуть держалось, пока горели дрова, потом быстро становилось холодно, чуть выше ноля градусов.

В первый же день водного пути Ильюшка закашлял, стал горячим, часто дышал. Старались согреть воды для него и Ванюшки у печки, молоко уже стало закисать. Алексей пытался в Соликамске договориться с конвоирами, чтобы сходить попросить молока ребенку у женщин. Про покупку и разговора не могло быть, деньги сразу отберут. Не разрешили, угрожали расстрелом.

Остались с тем, что было. Кормили два раза в день хлебом с селедкой, два раза давали сырую репу. Чистить старались тонко, и только со стороны листа. Все ели вместе с кожуркой – все-таки разнообразие в еде.

Через сутки младший сын еле кашлял сиплым голосом, и вечером на второй день тихо перестал дышать, без крика и стона. Екатерина тихонько сказала об этом мужу и старшей Марии. Договорились молчать, чтобы сохранить ребенка до высадки и похоронить. По щекам матери текли слезы. Мария тихо всплакнула, звуку подать нельзя.

По Каме шли недолго, зашли в ее приток Вишеру, затем в Колву. Вот в какую Парму забрасывала судьба людей.

«Вот и начались потери, и не только имущества, умер самый маленький. Может, лучше ему не мучиться. Как в лесу устроимся, уже не лето? Может, потеря не последняя? – роились мысли в голове Алексея. – Нельзя раскисать, остальных надо сохранить, Ванюшка совсем маленький».

К месту назначения прибыли днем на третий день. Баржа пристала к дощатому настилу. Приказали выходить по одному и строиться. На берегу встречали трое мужчин с винтовками – сотрудники НКВД. Показали место справа для построения. Один из них достал тетрадь с карандашом. К нему подходили главы семей, называли фамилию, количество человек.

– Кругловы, двое взрослых и пять детей, – сказал Алексей Андреевич, не ожидая ничего хорошего.

– Возраст детей?

– Шестнадцать, четырнадцать, двенадцать, шесть и полгода.

– Землянка вчера освободилась, правда, маленькая, еще рядом выкопаете, идите туда до номера двенадцать, – показал рукой вдоль берега против течения Колвы.

Семья отправилась в указанную сторону. Дошли до двенадцатого строения, жильем это трудно назвать. Хоть бы скорее согреться, все замерзли за пять дней пути. Алексей боялся открывать дверь, которая была размером ему до плеча. «Что же внутри нас ждет?»

Дверь открывалась наружу, внутри не было для нее места. Посредине стояла буржуйка. Возле противоположных стен – нары деревянные с матрасами, набитыми травой. Вдоль дальней стены повыше нар была прикреплена доска, служившая столом. Пол был земляной. В углах стояли столбики, соединенные друг с другом тонкими полустолбиками.

– Ну, вот теперь здесь будем жить, ребята. Продрогли, заходите, сейчас затопим буржуйку, – с болью в душе проговорил отец.

– А я боюсь заходить туда, – с удивлением посмотрел на отца Ваня.

– Сейчас согреемся и пойдем со Степаном в разведку, узнаем, где воды взять. Надо еще пихтовой лапки наломать, на полу придется кому-то спать. В шесть часов всем в комендатуру прийти велено. Надо еще место для Ильюшки найти.

– Ну, вот и ты с нами доехал, маленький, – дала теперь волю слезам мать. Сколько пришлось терпеть, сдерживать слезы и эмоции. Все рвалось наружу. Заплакали девчонки, так все любили маленьких мальчишек.