«Сегодня пятница. Завтра отработаю день и сообщу Ханне, что нашла другое место, – размышляла она, с трудом оттирая от дощатого пола следы от сапог. – В воскресенье отстою службу, а с понедельника с Божьей помощью начну новую жизнь».

***

Пёстрые куры что-то трещали в ожидании корма. Рядом важно прогуливались ленивые утки.

Елизавета выгребла из курятника навоз, отправилась за сеном. Войдя в сарай, удивлённо осмотрелась. Кое-где на полу валялись пучки травы. Другой бы не обратил внимания, но она-то знала, что только позавчера вечером навела здесь идеальный порядок. Подхватив охапку сена, снова поспешила в курятник. В голове крутилось увиденное.

До конца дня не оставляли сомнения, а вместе с ними копились вопросы. Наконец она решилась поделиться с хозяйкой.

– Пани Ханна, у меня к вам разговор.

– Пойдёмте в дом, – вежливо предложила та.

– Нет-нет, лучше отойдём подальше, вглубь участка, – предложила Елизавета, зная, что за квохтаньем кур и кряканьем уток их точно не будет слышно ни в доме, ни на улице.

Во взгляде Мруковой мелькнуло замешательство. Она застыла на миг, но, стряхнув оцепенение, всё же последовала в сторону птичьего двора.

– Мне кажется, в стодоле кто-то был, – тихо проговорила Елизавета.

Пани вздрогнула, и, хотя тут же взяла себя в руки, Елизавета всё поняла.

– Здесь прятался человек, который убил полицая? – прошептала и добавила: – Не беспокойтесь, я не выдам.

– Не сомневаюсь, пани Лиза. Помните, я говорила вам о советских партизанах, орудующих в лесах? Так вот, есть ещё и польские отряды. Мы с мужем сами нигде не состоим, но идейно поддерживаем. Когда этот отважный поляк попросил укрытия, я, конечно же, спрятала его… А вы бы отказали? Уверена, что нет.

– Так значит, он ещё был здесь, когда полицаи переворачивали дом вверх дном? – ужаснулась Елизавета.

– Да. Ночью убежал. Я наспех прибралась в стодоле. Показалось, что чисто. Но от вашего глаза ни одна соринка не укроется.

– Какая же вы отважная, пани Ханна! И как жаль, что придётся от вас уйти.

– Что это значит? Куда? – всполошилась та.

– Пока не могу сказать, но когда-нибудь непременно. Прошу вас, только не выгоняйте Надю из сиделок. Это нам большое подспорье.

– У меня и мысли не возникло! Дети к ней привязались, как к сестре.

– Спасибо! Я вас тоже не оставлю. При каждой возможности буду забегать, помогать по хозяйству.

– На том и договорились, – печально проговорила пани Мрукова и крепко обняла.

Дома, отходя ко сну, Елизавета с особым напряжением шептала ежевечернюю молитву: «Господи, помилуй! Пронеси тучу чёрную, тучу грозную. Дай дожить до утра!»

Каждый новый день для неё начинался новым страхом, но мысль о том, что скоро придётся шагнуть в жерло клокочущего вулкана, заставляла тело содрогаться, а душу – сжиматься в комок.

К удивлению, когда пришло время отправляться на склад, Елизавета ощутила полное спокойствие и необыкновенную решимость.

На подходе к проходной окриком остановил вооружённый часовой, дежуривший по периметру. Придерживая на коротком поводке злобно ощерившегося пса, что-то спросил по-немецки.

– Не понимаю, – ответила Елизавета и протянула сложенную вчетверо листовку.

Скользнув по бумаге взглядом, тот одобрительно кивнул, указал на высокую деревянную будку, служившую входом на закрытую территорию.

Дверь оказалась тяжёлой. Снова охваченная волнением, Елизавета рванула. В проёме перед ней вырос вахтенный. Ворот армейской рубашки с трудом охватывал бычью шею. Казалось, верхнюю пуговицу вот-вот вырвет «с мясом». Толстые пальцы-сардельки постукивали по висящему на груди автомату.

Вновь к горлу подкатило. Однако, переборов страх, Елизавета решительно шагнула к охраннику. Он проверил документы.