– Куда уж там? – отозвалась Елизавета. – Разве я могу детям показаться такой зарёванной? Пойду приберусь в стодоле.

Всю ночь одолевала тревога. Вопрос устройства на новое место казался Елизавете решённым, но она никак не могла взять в толк, чем может помочь своим, работая на немецком складе. Отбросив наконец бесполезные догадки, стала представлять, как появится у немцев. Пыталась предположить, о чём будут спрашивать, да и примут ли вообще. За тягостными размышлениями не уловила, как впала в дрёму.

Она разлепила веки в тот удивительный момент, когда темнота начала растворяться в утренней заре.

Собравшись раньше обычного, побежала к Мруковым. Надо было прополоть грядки до наступления жары. Чуть позже, к подъёму маленьких Агнешки и Стефана, прибежала Надя. Когда она вывела детей на прогулку, Елизавета поспешила наводить порядок в доме.

Первым делом в спальне застелила постель. На четвереньках забралась с мокрой тряпкой под кровать.

Внезапно донёсшийся через окно яростный стук в калитку заставил вздрогнуть. Дёрнувшись, Елизавета ударилась головой о металический каркас. Зажмурилась, перед глазами замелькали чёрные точки, но топот сапог в прихожей заставил спешно подняться на ноги. Сквозь распахнутую дверь она увидела разбегающихся по дому чёрными крысами полицаев.

Один влетел к ней. Отпихнул в сторону. Рывком раздвинул занавески, спасающие настенные цветы от солнца. Отшвырнул с кровати одеяло. Перевернул матрас. Распахнув створки шифоньера, прошёлся рукой по одежде.

– Прислуг’а? – бросил злобно.

Елизавета молча кивнула.

– Вчера здесь была?

– Только вечером. Днём за пайками стояла.

– Чужих в доме видела?

– Нет.

Он придвинулся почти вплотную. Грозя перед лицом кулачищем с набитыми на костяшках мозолями и шрамами, прошипел:

– Ну г’ляди, тварь, если соврала, тебе не жить, – развернулся на каблуках, вышел во двор. Остановился под окном. Закурил.

Елизавета опустилась на стул, наблюдая, как вскоре к нему присоединился второй, потом третий. Ей хорошо было видно хозяйку, ожидающую в прихожей последнего, оставшегося в доме. Наконец тот подошёл.

– Не серчайте, пани. Вынужденная мера. Исполняем свой долг по отношению к сослуживцу, – выпалил, глядя в лицо.

– Понимаю – военное время, – хладнокровно отвечала та. – А что случилось с вашим сослуживцем, если не секрет?

– Застрелили… И его, и пса, – мрачно бросил полицай.

«Неужели возмездие?! – подумала Елизавета, пытаясь усмирить участившееся дыхание. – Слава Богу всевидящему! Как же тут в церковь не ходить, да Господу не молиться? Плохо, что воскресные службы стала пропускать…»

Полицай, переступив порог, обернулся.

– Можете предположить, кто это сделал? Интересуюсь, потому как знаю: вы – поляки – новой власти сочувствуете.

– Разумеется. Но я бы сразу сказала, если бы кого-то подозревала.

– Ладно, остался только дом напротив. Пойдем его шерстить.

– Зря время потеряете, – не сменив спокойного тона, отозвалась пани Мрукова. – Там старуха да дети малые. А мать их совсем безобидная. Вон, – она кивнула на похолодевшую Елизавету, – у меня в прислугах. Да и сами подумайте, кто бы стал на той же улице прятаться, где убил? Ну-у, это я так. Просто рассуждаю для пользы дела.

Полицай задумался. Молча вышел.

– В соседний квартал пойдём! – распорядился, уводя остальных за собой.

Елизавета сидела пригвождённая к месту.

– Спасибо, пани Ханна. Никогда вам этого не забуду, – только и смогла выговорить.

– Да что уж там. Поднимайтесь, придётся начинать уборку заново, – спокойно отозвалась хозяйка, будто вовсе не озабоченная налётом.

Елизавета с готовностью взялась за тряпку.