Мать часто повторяла мне, как она жалеет о том, что не «схватила меня в охапку и уехала в Америку». Но теперь уже поздно, и надежда только на меня. Я должна выучить английский, поступить на переводчика и выйти замуж за иностранца. Только выехать за рубеж считалось, по ее мнению, удачным и желанным развитием событий моей жизни. Собственно, для этого меня и планировалось отдать в английскую гимназию. Считалось, что у меня способности к изучению английского и ничего другого мне не нужно. Мне внушили идею, что мое благополучие неизменно связано с поступлением в гимназию. И я послушно следовала ей.

На линейку в первый класс меня отвели мама и бабушка. Накануне мама провела много времени в парикмахерской и в день первого сентября была очень тщательно причесана. Они сильно поругались с бабушкой из-за чего-то в тот день. И на фото с линейки все мы очень плохо получились: у мамы и бабушки злые выражения лиц, мама очень ярко накрашена и выглядит намного старше своих лет. А я задумчиво щурюсь от солнца и неуклюже держу цветы.

Школа находилась очень далеко от дома и крайне неудобно располагалась на горе. Весь первый класс мне запомнился тем, как мы с мамой бежим утром в эту гору, чтобы не опоздать к началу уроков. Я искренне не понимала, почему нельзя было учиться, как все дети в школе возле дома. Но вопросов не задавала. Мама рано дала мне понять, что с детьми в нашем дворе ни общаться, ни учиться она мне не даст. Мама в разговорах часто обсуждала других девочек, оценивала их, сравнивала со мной. Мне прививалось с детства, что они хуже, чем я. Все во мне, по ее мнению, было лучше, чем у других: и коса длинная, и скромность, и спокойный нрав, и, главное, способность к иностранному языку. Эдакий идеальный социальный проект, а не ребенок.

Три раза в неделю после школы мы с мамой ехали в гимназию на подготовительные курсы. Собиралась туда мама, как на праздник. Она называла дни, когда мы ехали туда, «святыми» чем меня ужасно раздражала. Мне не нравилась гимназия, не нравилось, что мать постоянно на нервах, когда мы идем туда. Не нравилось, что нужно учить что-то неинтересное. Наверное, это главное, что меня отталкивало. Мне было неинтересно. И я не видела смысла во всем этом. Я ощущала ненависть к гимназии из-за принуждения меня ходить в нее и поступать в нее. Но сопротивляться было бесполезно. Проще и выгоднее для меня было делать то, что хотела мама. Тогда в наших с ней взаимоотношениях было все спокойно, и я могла рассчитывать на определенные бонусы, будь то конфета или игрушка, или просто тишина и покой дома. На самом деле мне было важнее именно атмосфера в доме и настроение мамы, за которым я неустанно следила.

Настроение мамы всегда было нестабильным. Она могла резко обидеться на меня и наказать молчанием. Когда она говорила фразу: “Я с тобой больше не разговариваю!”, внутри у меня все словно обрывалось. Наказание молчанием было для меня почему-то самым невыносимым. Я очень его боялась. Старалась признать как можно скорее свою вину и выпросить прощение, пообещав, что «я так больше не буду». После этого обычно я ходила понурая, постоянно заглядывая маме в лицо в ожидании, когда ее настроение переменится. Я очень сильно зависела от ее настроения и расположения духа. Я очень рано привыкла думать прежде о ней, чем о себе.

Весь первый класс я постоянно мечтала о собаке. Мне хотелось завести себе друга. Мама, зная о моем желании, быстро подхватила эту идею и применила ее в своей мотивации или манипуляции. Она пообещала, что за успешное поступление в гимназию исполнит мою мечту. Купит мне собаку. Так как я уже давно поняла, что сопротивляться все равно бесполезно, и мама будет только злиться сильнее, то я согласилась.