Откуда мама узнала про эту гимназию, я не знаю. Но сомнений в том, что я должна учиться именно там, у нее даже не возникало. Как и желания спросить меня, хочу ли я этого. А я отчаянно этого не хотела. Не знаю почему, но в гимназии мне не понравилось с первого же дня.

Слепо следую навязчивой идее поступления в эту гимназию, мама приняла решение, что первый класс я закончу в школе, подальше от дома, чтобы ни в коем случае не пересекаться с соседскими детьми, которые, по ее мнению, принадлежали «к простецкому рабоче-крестьянскому классу» и не были мне ровней. Мама, не уставая, самоуверенно повторяла, что после окончания первого класса я буду учиться в гимназии и никогда не пересекусь с ними.

Мама была высокомерна и горделива. Как понимаю сейчас, еще и завистлива. Очень хорошо помню ее взгляды, которые она бросала на соседских женщин. Оценивающие и пренебрежительные. Часто обсуждала со мной, что соседки завидуют ее интересной, как она выражалась, внешности, тому, как хорошо она одевается, какая я у нее воспитанная и пригожая, какая у меня длинная коса. Словно рядом с ней всегда должно было быть все самое лучшее…

Готовить меня к школе мама решила самостоятельно. В то время как все соседские шестилетки ходили вечером на подготовку в ближайшую школу и не только обучались у квалифицированных педагогов, но и социализировались через общение друг с другом, меня учила мама дома. Не имея опыта, не имея педагогического образования, не имея высшего образования вовсе, мама разработала план подготовки меня к школе и начала обучать меня грамоте.

Эти занятия я запомнила как пытку. Она их проводила всегда до завтрака. Дело в том, что моя мама никогда не завтракает. Она не любит есть по утрам. И, ориентируясь на свои привычки, она установила время занятий. Она называла это “заниматься на свежую голову”.

Я помню, как, сидя за уроками, я всегда хотела есть. Но я не говорила ей об этом и не просила изменить время занятий. Если я чего-то не понимала или не понимала, то, как объясняет мама, она начинала кричать. Она и так постоянно повышала голос на меня, но во время занятий это было чаще обычного. Я запомнила, что всегда подавляла зевоту, чем раздражала ее и выводила на очередную вспышку гнева.

Я сидела неумытая, в пижаме, зевала и хотела есть, но усердно пыталась выполнить задания, которые мне давала мама, или понять то, что она мне пыталась объяснить. Это было ужасно тягостно и скучно. Я не могла понять и половины из того, что она мне объясняла.

Наряду с обучением меня основам грамоты, мать «учила» меня иностранному языку. Понятия не имею, откуда у нее появилась это, но любовь к английскому языку она прививала мне с пеленок. В раннем детстве заставляла меня учить стихи на английском, которые я рассказывала на елках, просто зазубривать слова и изучать красочный детский словарь. Я не разделяла ее энтузиазма, но делала, что мне говорили. Сама она языка не знала, но вдалбливала мне иностранные слова с поразительным энтузиазмом.

Она обжала все иностранное и ненавидела все отечественное, начиная от книг и заканчивая пейзажами русской природы. Она обожала повторять реплики из американских фильмов, которые слышала за русским переводом. Часто рассуждала, какая ужасная страна, в которой она вынуждена жить, и как бы изменилось все, будь у нее возможность уехать. Все свое детство я слышала этот бред. Меня ужасно раздражало восхищение жизнью, показанной в американских фильмах. Я выросла в этом. Удивительно, что я смогла сложить собственное мнение на этот счет. Правда, озвучить я его никогда не осмеливалась.