Мама уже не раз вспыхивала, как пламя, когда я пробовала выразить свое мнение о гимназии или вела себя неподобающим, по ее мнению, образом и недостаточно выражала энтузиазм по поводу своего будущего поступления. Поэтому проще было делать то, что она хотела. Смысл был только слушаться и делать то, что требовалось. За это я хотя бы получу собаку. Так я думала. Безусловно, в силу своего возраста я не размышляла о том, как я буду жить, если и правда поступлю, и какого мне будет учиться там. Меня волновала только собака.

Гимназию я возненавидела почти сразу. Иностранный язык этот меня раздражал. Мама, которая пыталась со мной заниматься дома между посещением подготовительных занятий в гимназии, раздражала еще больше. Но обещание завести собаку перекрывало все. Обреченно я ходила на подготовку, с нетерпением ожидая, когда очередное занятие окончится и можно будет вздохнуть свободно. Ради собаки я готова была терпеть все это. Я приняла такое решение. Это было такое детское решение, не проявляя эмоций, делать то, что требуется взрослыми, и прийти к исполнению своего желания. Такая своего рода нелюбимая работа, которую нужно выполнять за зарплату.

Мать следила за мной неустанно. Любой промах в обучении строго наказывался. Однажды во время занятия в гимназии мама подсматривала в приоткрытую дверь. Оказалось, что она увидела, как безучастна я к процессу обучения. Сижу и занимаюсь тем, что пытаюсь запихнуть в конверт карточки с животными и их названиями на английском языке. После того занятия был настоящий скандал. Всю дорогу до дома мать отчитывала меня. Карточки эти с изображением и названием животных на английском языке она нарисовала собственноручно, чтобы у меня одной были самые красивые карточки. А я, неблагодарная, имея такую красоту, не желаю учиться. Это был мой полный провал. Я лишь расслабилась всего на несколько минут. Отвлеклась от скучного занятия и не думая о том, во что это обернется. Я даже не могла предположить, что мама может за мной подглядывать. После того случая в будущем я всегда старалась быть начеку, чтобы не попадаться подобным образом.

В общем, после того случая был скандал. Скандал всегда развивался по выученному сценарию. Сначала громкий окрик матери, такой, словно случилось что-то страшное, смертельно непоправимое. От такого окрика вздрагиваешь невольно, и внутри все сжимается в комок от страха. Затем долгая нравоучительная беседа и в конце слезы или скорбное молчание.

Самым нудным было слушать эти нравоучительные беседы. Они всегда проводились безапелляционным менторским тоном и влияли на меня как манипуляция. Во мне вызывалось чувство вины, чувство неполноценности и чувство стыда. В силу своего возраста я не могла этого понять, не могла стряхнуть с себя эти ненужные мне ощущения. Я росла с ними, привыкая к восприятию себя недостаточно хорошей. Это было невыносимо для меня.

Прошло много лет, но тот год, первый класс, я помню как самое нервозное и неспокойное для меня время. Мама словно ослепла. Все происходящее вокруг ее словно не волновало. Она зациклилась на иностранном языке и гимназии. Для меня тот год стал годом постоянной внутренней тяжести, напряжения и страха, которые я испытывала. Я боялась оплошать и не получить собаку. Я испытывала напряжение от нервоза мамы. Тяжесть от безысходности. Я должна была подавлять в себе эмоции и ехать на обучение. Вести себя хорошо и показывать результаты. Внутри меня все клокотало от несправедливости и моего нежелания быть там и делать то, что от меня требовалось. Но внешне я не подавала вида.