В этот момент входная дверь мягко щёлкнула.

Маша замерла, повернулась – в дверях стоял Игорь. Он с удивлением смотрел на неё, всё ещё не разувшись, с букетом свежих пионов в руках.

– Я… не хотел мешать, – сказал он тихо, но с улыбкой в глазах.

Маша немного смутилась, но тут же снова засмеялась:

– Ты пришёл в самый красивый момент.

Игорь вошёл, поставил цветы на стол и, не говоря ни слова, протянул Маше руку.

– Танцуем?

– Ты же не любишь танцевать, – шепнула она, но уже положила руку ему на плечо.

– Я люблю тебя. А значит, всё, что ты любишь – это и моё тоже.

Они начали танцевать медленно, чуть неловко. Половицы скрипели, где-то в углу снова заворчал Марсик, а за окнами тихо шумели деревья. Но всё это было как фон к одной простой истине – иногда самые лучшие вечера случаются внезапно.

Маша уткнулась Игорю в плечо:

– Спасибо, что ты всегда рядом. Даже когда я просто танцую одна.

Игорь тихо прошептал:

– Это ведь ты меня научила – быть рядом в тишине. Ты, Маша, мой самый красивый танец.

Утро началось с шелеста. Не от дождя за окном, не от звуков улицы – а от дыхания. Ровного, тёплого, близкого.

Маша проснулась раньше обычного. В комнате было полутемно, солнце только начинало окрашивать шторы мягким янтарём. Тишина обволакивала всё, словно мир решил немного подождать, прежде чем начнётся день.

Рядом лежал Игорь – не двигаясь, с закрытыми глазами, но с тем выражением лица, которое бывает только у людей, которые чувствуют себя в безопасности.

Маша не шевелилась. Ей хотелось остаться в этом мгновении. В этом «между».

Между сном и бодрствованием. Между «вчера» и «сейчас». Между тем, кем она когда-то была, и той, кем стала рядом с этим человеком.

Она лежала, наблюдая за тонкими линиями на его лице. За тем, как чуть подрагивают ресницы. Как медленно поднимается и опускается его грудь. Она знала это дыхание наизусть. Не по памяти – по сердцу.

И вдруг ей захотелось сказать что-то. Что-то важное. Но не громко, не пафосно – как будто бы вслух для себя:

– Я никогда не думала, что буду жить так спокойно. Не в смысле – без событий. А в смысле – без тревоги. Ты стал моим покоем. Не «спасением», не «громким счастьем», а тихим, надёжным светом. Я больше не жду шторма.

Игорь не открыл глаз, но его губы едва заметно изогнулись в улыбке.

– Я проснулся, когда ты вздохнула. Ты всегда так вздыхаешь, когда хочешь что-то записать в дневник.

Маша усмехнулась.

– Уже догадался?

– У меня три высших образования: муж, отец, и твой читатель.

– Ах вот как. Значит, всё это – ради моего дневника?

– Нет, – он приоткрыл глаза. – Ради тебя. А дневник – как бонус.

Маша села на кровати, закинула ноги под себя и, глядя в окно, спросила:

– А ты когда-нибудь боялся, что мы… изменимся? Что вот сейчас всё хорошо, но через годы станет иначе?

Игорь потянулся, не торопясь. Он сел рядом, спиной к подушке, и сказал:

– Я не боюсь, что мы изменимся. Я знаю, что мы уже другие. Мы не те, что были в начале. Ты теперь не просто девушка, с которой я познакомился в цветочном магазине. Ты – женщина, с которой я каждый день учусь жить.

Он взял Машу за руку, чуть покачал её ладонь в своей, словно проверяя – здесь ли она.

– И каждый раз, когда ты смотришь на меня – я всё равно хочу быть лучше.

Маша молчала. Её глаза блестели. Но не от слёз – от света, который рождался внутри.

– Иногда я думаю, – прошептала она, – что любовь – это не огонь, как в книгах. Это очаг. Он не слепит, не обжигает, а греет. Просто греет.

– Тогда я – твой очаг?

– А я – твоя вода. Не тушу, но держу тепло.

Он притянул её к себе. Медленно. Нежно. Как будто бы это был первый раз. Как будто всё остальное – лишь предисловие.