Без малого пять месяцев назад столкнулась она на опушке леса с Милославом и утонула в чёрных зрачках его зелёно-серых, словно туман над болотом, глаз. Прежде чем заговорить, оба стояли, побледневшие, и, не отрываясь, смотрели друг на друга. Ясмина раньше никогда не испытывала такого. Сердце было готово выскочить из груди, в животе сладко тянуло, ноги стали ватными. Обычно весёлая и дерзкая, она растерялась, окончательно смутилась и потупилась. Первым опомнился незнакомец. Он протянул руку и осторожно дотронулся до её плеча.

– Здравствуй! Никогда тебя раньше не видел. Ты, наверное, из Вешенки? Как сюда попала? В лесу заблудилась? Меня Милославом зовут. А тебя как?

– Ясмина, – пролепетала девушка и удивилась, каким тоненьким вдруг стал её голос. Но потом, сообразив, что, пожалуй, не стоит сейчас рассказывать, что она дочь ведуньи, собралась с духом и, посмотрев в лицо парню, ответила:

– Да, я из Вешенки.

Жителям Овражек и Вешенок редко доводилось встречаться друг с другом, потому как они заготавливали дрова, охотились, собирали ягоды и грибы на противоположных сторонах вольготно раскинувшегося между деревнями смешанного леса.

Новый знакомый проводил девушку до опушки возле её селения.

– До свидания, Ясмина!

– Прощай, Милослав! – юная ведунья развернулась и пошла было прочь, но мысль: «Неужели это всё?» – заставила её оглянуться. Юноша стоял, не шелохнувшись, но как только она обернулась, неуверенно шагнул ей навстречу. Потом ещё. И вот уже они оба заспешили друг к другу. Их пальцы переплелись.

«Как и наши судьбы. Не может быть, чтобы всё так закончилось», – думала Ясмина, продолжая идти вдоль реки.

С тех пор они виделись почти каждый день. Милослав был лесорубом, и девушка удивлялась тому, что раньше им не доводилось встречаться. Её чувства становились сильнее и глубже с каждым днём, и однажды юная ведунья поняла, что для неё нет никого дороже. Поэтому, когда юноша, наклонившись, едва слышно прошептал ей в ухо: «Люблю!» – ей сначала показалось, что мир вокруг умолк и остановился, а потом вдруг закружился, заликовал, окрашиваясь в невиданные доселе цвета и оттенки.

Ясмина помнила всё: взгляды, слова, прикосновения губ, от которых земля уходила из-под ног, тепло загрубевших, но таких нежных пальцев, шероховатую ласку ладоней.

Всё изменилось пару недель назад.

Девушка, как и сейчас, спешила на стук топора. Юная ведунья знала, любимый так же жаждет встречи с ней, как она – с ним. Сердце радостно трепетало в груди. Казалось, за спиной выросли крылья, поэтому ноги ступали легко и беззвучно, едва касаясь узенькой тропинки, усыпанной прошлогодними листьями и мелкими веточками. Вдруг стук резко прервался громким вскриком, за которым последовал протяжный стон, наполненный болью. Не помня себя, Ясмина бросилась через заросли кустарника, раздирая перед собой переплетённые колючие ветви, оставлявшие ярко-красные царапины на руках и лице девушки. Представшая перед глазами картина ужаснула её. Милослав, почти потеряв сознание, неловко скрючившись, лежал на боку. Из ступни его левой ноги хлестала кровь. Недалеко от неё вонзился в землю топор, рядом с которым в тёмной густеющей луже лежала часть ступни с пальцами, продолжавшими судорожно подёргиваться. Ясмина живо представила, как топор выскользнул из рук лесоруба и отёк ему часть стопы, обутой в неспособный хоть сколько-нибудь её защитить от подобного удара лапоть, остатки которого, соскочив, валялись здесь же.

Девушка нашла в мешке Милослава, с которым тот всегда ходил на вырубку, почти полную бутыль с водой и вылила в неё содержимое своей фляги, висевшей на поясе, стягивающем её тонкую талию. А потом начала что-то шептать. Обрывки непонятных слов с трудом доходили до сознания Милослава, молча наблюдавшего за ней сквозь мутную пелену, застилавшую взгляд. Вода в бутыли забурлила. «Закипела?» – удивлённо выдохнул юноша. Но, когда через пару мгновений Ясмина начала обмывать ею торчащий из штанины обрубок, жидкость была едва тёплой, а от соприкосновения с ней вверх по ноге побежало лёгкое покалывание. Кровотечение тут же остановилось. Девушка обмыла и отрубленную часть стопы, а потом приложила её к ноге. Опять что-то забормотала, тихо и напевно. От кистей её рук исходило бледное серебристое сияние. А потом резкая боль, более сильная, чем была тогда, когда топор вонзился в стопу, пронзила всё тело Милослава, и парень потерял сознание. И поэтому не заметил, как ещё крепко стоявшее могучее дерево, едва подрубленное его топором, почти мгновенно высохло, а затем серо-коричневой трухой осыпалось на землю.