Пересвет с самого детства слыл в деревне Овражки странным, а потому односельчане сторонились его, хотя и не обижали. Нет, дурачком он не был. Статный, широкоплечий и лицом ладный, от работы никогда не бегал. Но… То во взгляде его мелькнёт что-то чудное, то вовсе взгляд остановится. А окликнешь, так встрепенётся, словно разбудили его неожиданно, вырвали неизвестно из каких далей далёких. Иногда же и вовсе начинал говорить о землях неведомых, зверях невиданных, звёздах недосягаемых. Те, кто постарше, сказывали, как лет пятнадцать назад путник в Овражки пожаловал да остался здесь лет этак на пять. Гостевал на подворье у родителей Пересвета. И мальчишка уж больно прикипел к нему, да и постоялец не гнал несмышлёныша, а наоборот, стал с ним возиться, будто с сыном родным. Научил Пересвета читать и писать, книжки ему давал, байки всякие рассказывал, ночное небо с ним вместе разглядывал. А когда уходил, несколько книжек в дар оставил. До сих пор Пересвет считает их своим самым большим сокровищем. Странный, одним словом. Потому никто не удивился, когда взял он в жёны ведунью, жившую уединённо в лесу недалеко от деревни. Была Друда тогда ещё юной, восемнадцать лет едва минуло, красавицей – загляденье. Но всё равно побаивались её деревенские, ворожбы её непонятной да мудрости не по годам. По нужде за целительством ходили, а всё остальное время чурались.

Минуло почти двадцать лет с той поры. Голоса и смех дочерей-погодок восемнадцати, семнадцати и шестнадцати лет от роду наполняют дом и просторный двор Пересвета и Друды. Все три – светловолосые, изящные, словно лебёдушки, с сияющими изумрудной зеленью глазами. И всё же, несмотря на общность черт, самая прелестная среди них – средняя, Ясмина. И в ворожбе она превосходит сестёр, которые исцеляют травами, заговорами и прикосновениями только небольшие травмы да болезни. От рук же да песен Ясмины и серьёзные хворобы отступают, а кости срастаются.

У каждой девушки есть кулон – подвешенный на золотой цепочке рубин в причудливой оправе. Родители подарили их своим дочкам, когда те были ещё совсем крошками. Дина, Ясмина и Анфиса очень дорожат ими, но лишь Ясмина никогда не расстаётся со своим кулоном, пряча его за пазухой.

* * *

В подёрнутом утренней дымкой лесу слышались оживлённые девичьи голоса.

– Ясмина, Анфиса! Посмотрите! Да здесь всё усыпано земляникой! – Дина обернулась на слегка приотставших сестёр.

– Ого! – оказавшаяся рядом с ней Анфиса тут же начала срывать и есть ароматные красные ягоды.

– Мы сюда не лакомиться пришли. Прежде всего нужно собрать травы. Солнце вот-вот встанет. Время упустим, – Ясмина остановилась на краю поляны.

– Я немного, – и младшая сестра торопливо отправила в рот целую пригоршню земляники, а потом зажмурилась от удовольствия. Дина рассмеялась, глядя на неё.

Первые лучи едва проникли сквозь кроны деревьев, а корзины девушек уже наполнились пучками целебных трав и корений, аккуратно срезанными древесными грибами и мхом.

Дина и Анфиса захотели вернуться на земляничную поляну, но Ясмина, которая уже давно прислушивалась к стуку топора, сказала сёстрам, что у неё разболелась голова, и ей просто необходимо сходить к речке и смочить прохладной водой свой разгорячённый лоб.

– В следующий раз, милые сестрицы, я обязательно составлю вам компанию, – и с этими словами она направилась к текущей среди оврагов лесной речушке. С каждым шагом весёлое журчание становилось всё громче, и вскоре мелькнувшая среди деревьев узкая блестящая лента превратилась в быстрый поток, бегущий по неровному каменистому дну. Но девушка не остановилась, а продолжила идти вверх по течению, чутко прислушиваясь к треску и скрежету дерева под ударами топора. Воспоминания нахлынули на неё, одна картина сменяла другую.