Королева, шурша юбками, вошла в классную комнату Лады и, бросив на дочь равнодушный взгляд, грациозно села в приготовленное для неё кресло. Учитель математики и естествознания Элиот, приглашённый из-за границы больше десяти лет назад для обучения принцессы Лили, не переставал раскланиваться и расшаркиваться несколько минут, пока венценосная особа, успевшая порядком заскучать, не остановила его властным взмахом руки. Лысеющий мужчина, за неприметной внешностью которого скрывался незаурядный ум, вскоре должен был начать заниматься и с маленьким принцем, а сейчас ему предстояло продемонстрировать успехи второй своей ученицы, десятилетней Лады. Он знал об отношении к девочке её матери, отношении, из-за которого, несмотря на своё происхождение, бедняжка была во дворце кем-то вроде изгоя, и почти каждый, начиная от придворных и заканчивая лакеями, старался делать вид, что не замечает её. В тайне кье Элиот жалел бедняжку, а потому надеялся, что её успехи в науках хоть немного растопят ледяную корку на сердце королевы. А успехи были, да ещё какие! Из всего множества учеников, бывших у него в течение его не такой уж короткой жизни, Лада была самая способная и намного превосходила весьма неглупую Лили. Как ему было известно, учитель по истории, политологии и праву был такого же мнения.

Задания и вопросы, подготовленные им, требовали не только владения зазубренным материалом, но и умения логически и при этом неординарно мыслить. И Лада справлялась с ними блестяще. Посреди очередного ответа королева встала, брезгливо посмотрела на дочь и молча вышла из комнаты. Девочка замерла, и вместе с ней замерло на приоткрытых губах так и не произнесённое до конца слово. А потом она опустилась на пол и склонила голову, закрыв лицо руками. Она не плакала, но кье Элиот заметил мелкую дрожь худеньких плеч под тонким шёлком.

В недрах подвала непонятно откуда взявшийся сквозняк всколыхнул серый слой пыли с какой-то рухляди, на миг вырванной из глубокого мрака блеснувшей зарницей.

* * *

Ладу всегда восхищала утончённая красота сестры, и сейчас она с грустью любовалась её изящным профилем. Лили обернулась и с нежностью взглянула в лицо девочки:

– Не печалься! Мы будем писать друг другу письма и когда-нибудь снова обязательно встретимся. И не единожды!

В глазах Лили всё ещё отражалась глубокая синева неба, на которое девушка только что смотрела, но уже в их глубине заплясали маленькие солнечные искорки, от которых на душе у Лады каждый раз становилось теплее. Младшую царевну всегда удивляло то, как менялся цвет глаз старшей: от тёмно-стального, когда та гневалась или негодовала, до прозрачного светло-голубого, когда она пребывала в романтично-мечтательном настроении.

Лили две недели назад исполнилось семнадцать лет, и завтра ей предстояло уехать в дальнее северное королевство, чтобы выйти замуж за молодого короля, недавно унаследовавшего престол после скоропостижной кончины своего отца. Конечно, брак был политическим, и жених с невестой видели друг друга лишь на портретах.

– Я буду очень скучать по тебе, моя милая, – продолжила Лили.

– А по мне? По мне ты тоже будешь скучать?

Пятилетний юный принц души не чаял в старшей сестре и ходил за ней хвостом, куда бы та ни направлялась. Поэтому никакие запреты их матери бывать в покоях нелюбимой дочери не помогли, и постепенно чистое сердечко Данияра привязалось к Ладе, а её разноцветные глаза казались ему чудом. «Ты фея, сказочная фея, я уверен!» – часто говорил он.

– Я буду скучать по вам обоим! – и Лили обняла их, тесно прижав к себе с двух сторон. И даже непоседливый принц притих, боясь пошевелиться и вдыхая лавандовый запах волос старшей сестры.