И когда её уже стало совершенно невозможно различить в зеркальной раме, я увидела обнажённые плечи.

Теперь я стала Девидом Грэхэмом. Видела мир его глазами.

Девушка не была раздетой. Но платье ей подобрали именно так, чтобы волновать, а не прятать. Хорошо подобрали, но зря. Девид Грэхэм скользил по белоснежной коже, кружеву ручной работы, тонкой изящной шее и скучал.

Её светлые волосы были уложены ровными локонами. Голубые глаза лучились чистотой и обожанием. Розовые губы идеальной формы что-то без перерыва говорили, но мне было безразлично.

Красавица кокетливо наклоняла голову, делала вид, что смущена. Потом вновь становилась порывистой, покачивала плечами. Проходила чуть вперёд, демонстрируя тонкую шею и приоткрытую проймой-лодочкой спину.

Она не навязывалась, но точно, словно ступая по невидимым клавишам, играла мелодию соблазнения. Вдохновенно, самозабвенно, вкладывая душу. Было видно, что она отрабатывала каждую секунду. Ловила ответную реакцию.

А её не было. Совсем никакой.

Я чувствовала, как старался Девид, как тянулся внутрь, как пытался пробудить в себе отклик, интерес, влечение. А оттуда приходило только гулкое эхо пустоты.

Я резко затормозила ониксовый маховик внутри пустой зеркальной рамы. Посмотрела на короля. Он выглядел так же, как и до процедуры поиска чувства. Сидел в кресле достаточно расслабленно. Но глаза стали колючими.

– Всё увидела, что хотела?

Я прикусила губы, пытаясь сформулировать ответ. Понимала, что передо мной самый опасный человек правобережного Голдвуда. И самый важный для меня для пересадки чувства.

Как он меня назвал? Зеркальницей? Это лучше, чем меняла. Мне надо было отзеркалить его ощущения, сделать из них слепок. Но я боялась, что поняла его неправильно. Может быть любовь есть, но к другой?

И как это спросить у короля?

– Говори открыто. Мне нет смысла перед тобой прятаться. Думаю, что ты и без слов понимаешь, что если хоть что-то из увиденного тобой выплывет наружу, 100 золотых останутся у меня. – Он выждал несколько секунд и продолжил после того, как я кивнула. – Спрашивай. Отвечу.

– Понимаете…

– Понимаешь. Мы внутри отряда разговариваем на ты. Дейн Девид. Так быстрее и честнее. Пока я только вернулся из Иривейна, могу себе позволить и свободную рубаху, и волосы по плечи. И разговаривать запросто. Всё изменится после нового года, когда Фишер добьётся соблюдения протокола.

– Фишер?

– Канцлер. Ты его видела сегодня. Или его дочь и моя невеста. Её я тебе тоже показал.

Теперь стало ещё опаснее. Картинка относилась не к обычной девушке, а к невесте. Но выяснить всё же было надо.

– Я спрошу сейчас странное, но мне надо понимать. Вы не любите конкретно эту девушку, или вообще никого? Может быть к другой есть симпатия? Это важно не для вашей, то есть, твоей, свадьбы. Это необходимо для полноценного обмена. Есть ли кто-то другой, к кому есть чувства? Может быть перемещать надо, но внутри себя?

Сейчас король выглядел как охотник, вернувшийся без добычи.

– Нечего перемещать. Запусти артефакт ещё раз. Покажу.

Я потёрла ладони, сбрасывая напряжение, пригнулась, ловя точку, в которой глаза Девида стали ровно в центре конструкции, и крутанула пластину из оникса.

На этот раз вращение сразу стало стремительным. Ускорилось практически мгновенно, и у меня закружилось голова. Блондинки и брюнетки, молоденькие и сочной спелости, как говорил один знакомый, мелькали перед моим взором. То есть, взором Девида.

Невероятная красавица с разметавшимися по подушке волосами смотрела с такой страстью, что могла воспылать даже вода в ручье. Но отклика не было. И по тому, как обречённо девушка натягивала на себя платье, я поняла, что она это почувствовала.