– Вот такое, – и Леонид Алексеевич достал из кармана кольцо, снятое с одной из девиц.

Собеседник отшатнулся:

– Свят, свят, свят, – и начал истово креститься. – Не брал я ничего, не брал я… Не я это, ей-богу, не я, – он по-прежнему беспрестанно крестился.

– Не поминай Господа всуе, – покачал головой Шереметевский, – и язык, и рука отсохнут от неправды твоей. Господь всё видит и тебя накажет за твои нечестивые поступки.

– Свят, свят, свят, я… бес меня попутал, – затараторил парнишка, – бес. Он, лукавый, меня соблазнил. Я же что подумал: ей уже ни к чему, а мне деньги нужны на свадьбу. Вот бес и попутал, я не хотел, а взял.

– Значит, ты руку покойной убрал и ворот расстегнул, чтобы крест достать?

– Бес попутал, – твердил в ответ собеседник.

– Ладно уж, – Шереметевский покачал головой. – Господь сам решит, как тебя наказать. Ты мне лучше скажи: по дороге, когда к ручью ехал, никого не встретил?

– Никого, – почему-то обрадованно ответил молодой человек.

Леонид Алексеевич догадывался, что собеседнику неприятен разговор об ограбленной покойнице, и он облегчённо вздохнул, когда беседа повернула в другую сторону.

– А впереди никто не ехал? Как я понимаю, справа от дороги луг, а далее, – предположил исполняющий должность, – лесок. Так?

– Истинно так. Не лесок, а полоска деревьев.

– И там ты никого не видел?

Собеседник нахмурился, зашевелил губами, даже прикрыл глаза.

– Всадник впереди был, но я его не рассмотрел. Далеко было, да и ни к чему мне. Скрылся-то он раньше, чем я покойницу нашёл. Так что мне не до разглядывания было.

– Обрадовался, что «мешок» заметил?

Молодой человек потупился, покраснел и красноречиво промолчал.

– Стало быть, не обратил внимания на всадника?

– Так точно, – юнец поднял глаза, в которых блестели слёзы. – Я ж не знал, что надо запомнить. Ну, едет всадник, и что с того?

– Может, что приметное у него было? Конь хромал, одежда странная была, или ещё что заприметил? Ты ж глазастый, не так ли?

Молодой человек нахмурил брови, шепча что-то бескровными губами.

– Истинно так, но не заметил ничего. – И добавил с обидой: – Уж если б я знал, что надо, то запомнил бы. А так… – махнул с досады рукой. – Далеко он ехал, я и масть его лошади не разглядел, не то что его самого.

– Примятой травы много вокруг покойницы видел?

– Не, – сперва сказал, и только потом подумал. – Да я на следы и внимания не обратил. Меня страх обуял: а вдруг кто скажет, что это я её… того.

– Значит, ты осмотрелся, никого стороннего не заметил и только потом у неё ворот расстегнул?

– Да. Я что подумал: ну, не я колечко сниму, так кто-нибудь другой. Вот и позарился.

– Что ж, и на том благодарствую, но… – Шереметевский театрально умолк и, приблизив губы к уху молодого человека, зловещим голосом прошипел: – А колечко с крестиком принесёшь сегодня же.

– К-куда? – испуганно прохрипел собеседник.

– Найдёшь меня, в твоём городе несложно это сделать.

Ничего более важного ждать от такого свидетеля не приходилось.

Хоть что-то запомнил и рассказал – и то хлеб.

– Вам, Яков Яковлевич, – говорил Попов Коцингу, – не очень-то повезло с заданием. В Тихвинском уезде, да и в губернии у нас, нет ни одной швейной фабрики, всё только кожевенные заводы.

– Кожевенные, значит, – задумчиво произнёс петербургский чиновник для поручений.

– Совершенно, верно. Я вам, конечно, предоставлю список фабрик губернии, но…

– Аполлинарий Андреевич, если таковых нет, то остальные мне ни к чему. Подойдём к вопросу с другой стороны. Десяток одинаковых платьев можно сшить в какой-нибудь швейной мастерской, но это привлечёт ненужное внимание к заказчику. И любой работник не сразу забудет о таком, хотя… – Яков Яковлевич щелкнул пальцами. – Да, для десяти платьев необходимо время, а это говорит о чём?