– Здесь тоже не всё гладко, – дополнил доктора Яков Яковлевич. – Где много рабочих и подмастерьев – там много заказов. Модистка не будет держать лишних людей в мастерской. Но вы мыслите в нужном направлении. Вы никогда не хотели служить в сыскном отделении?

– Упаси бог, – не задумываясь, произнёс Руфим Иосифович, но тут же поправился: – Мне и докторских забот хватает, куда ещё сыщицких. – И постарался перевести тему на другой предмет: – Есть верёвка, но, по всей видимости, она вам не понадобится. Её в таких количествах в скобяных лавках продают, что никогда вам не найти покупателя.

– Верёвка у вас?

– Вот, – Сеневич пошарил рукой под столом и достал кусок верёвки длиною в аршин. – Я же говорю, ничем не примечательна, такие в любой лавке продают. Ну, если не в любой, так во многих.

Коцинг покрутил верёвку в руках, посмотрел на срез.

– Вы правы, отрезана от мотка острым ножом. Ничего примечательного.

– Я вот задумался: почему злодей душил девиц, а не резал ножом или не бил топором? – сощурил глаза Аполлинарий Андреевич.

– Да потому, – начали доктор и Яков Яковлевич одновременно, замолчали и, взглянув друг на друга, засмеялись.

Потом Коцинг указал рукой на Руфима Иосифовича и сказал:

– Говорите вы. Отдаю вам пальму первенства.

– Почему я? Давайте вы. – Но затем Сеневич слегка поклонился и продолжил: – Благодарю за доверие, Яков Яковлевич. На мой взгляд, причины довольно банальны: убийца боится крови или не хочет, чтобы даже маленькая капля попала на одежду. Так что выбирайте, какая из них вас больше устраивает.

– Меня устроит та, где злоумышленник боится крови, – пожал плечами Коцинг, – тем более, что в убийстве этот человек видит некое театральное действо. Именно действо – ведь он укладывает всех девиц в одну и ту же позу.

– Одним словом, педант, – сказал чиновник по особым поручениям.

– А ведь вы правы, Аполлинарий Андреевич, – задумался о чём-то петербургский гость. – Нашего убийцу может выдать не только внешность, но и манера поведения. Он, должно быть, всегда опрятен, с аккуратной причёской. Растительность на его лице либо полностью отсутствует, либо хорошо ухожена. Он никогда не позволит себе появиться на людях в помятой рубашке, пиджаке или недостаточно чистой обуви. Его гардероб должен состоять из новых вещей или таких вещей, на которых незаметны следы ношения. Но самое основное, что он не должен выделяться среди других.

– Вы, Яков Яковлевич, часом, с убийцей не знакомы? Уж очень вы его хорошо живописуете, – Попов опять прищурил глаза, глядя на сыскного чиновника, – словно, простите, за одним столом сидели.

– Что-то нашло после ваших слов, и так явственно представил злодея, что не удержался и описал.

– Но есть в ваших словах крупица смысла, – теперь доктор вертел в руках верёвку. – Представьте себе, что девицы одеты в одинаковые платья, руки сложены у них одинаково, даже волосы причёсаны, словно убийца хотел придать картине законченный вид. И последний штрих – верёвка: посмотрите, она обрезана строго перпендикулярно, без единого торчащего волоска. Может, вы, господин Коцинг, насчёт убийцы и правы. Хотя, честно говоря, такое прозрение попахивает новомодным увлечением мистическими науками.

– Надеюсь, когда поймаете злодея, тогда и проверим, верна ли ваша, Яков Яковлевич, теория или нет, – Попов явно ёрничал, но скорее беззлобно, нежели с намерением уязвить.

– Вашими бы устами… – сказал Коцинг и хитро улыбнулся.

– Я тогда откланиваюсь, Яков Яковлевич, ибо необходимо подготовить вам список всех модисток губернии.

Сыскному надзирателю Турскому по служебным делам пришлось общаться с почти тёзкой по фамилии – господином Подгурским.