Земляки Вагаб Джафаров

В разгар рабочего дня на центральной проходной машиностроительного завода было многолюдно: одни спешили на территорию, другие её покидали, были и те, кто находили места для встреч. Посередине просторного помещения располагался пост охраны, откуда две женщины в форменных костюмах тёмно-синего цвета наблюдали за передвижением людей через турникеты. На информационном стенде висела фотография мужчины с траурной лентой, о том же отчаянным голосом говорил по телефону рослый молодой человек в костюме, привлекая к себе внимание людей вокруг. Сбоку было расположено бюро пропусков, из окошка которого время от времени выглядывала девушка с зелёными глазами.

Стоявшему в сторонке бывшему работнику предприятия Заману Гадаеву в неурочный час редко приходилось бывать на оборудованном для проверки права прохода работников предприятия помещении. Чуть выше среднего роста, с чёрными короткими волосами, носом с горбинкой и с ямочкой на подбородке стройный мужчина тридцати пяти лет был в неприметной коричневой вельветовой рубашке с длинным рукавом в серых штанах и кроссовках. В детстве его имя часто произносили в связке со словом «зуп», что он воспринимал как нечто разумеющееся; словосочетание «Заман-зуп» было первым, выведенным им самостоятельно в тетради. После того, как старший брат, который и сам его нередко употреблял, объяснил, что оно, должно быть, имеет негативные оттенки, он запрещал искажать своё имя и очень скоро все об этом забыли. Однако стереть из памяти не вполне понятный, оскорбительного характера, потому и ненавистный слог, оказалось невозможно. Порой его наличие в глубине сознания находил причиной того, что в молодом возрасте стал причастен к нелепому преступлению с последующей изоляцией от общества на долгие годы. Он допускал, что парочка слов в письменном виде где-то ещё осталась, так как перед отправлением в армию брат снимал его на свой фотоаппарат со словами, что первый же кадр, без разницы, каким бы он не получился, подпишет на удачу и положит в свой альбом.

Сюда его привело желание увидеться с бывшими коллегами, в первую очередь искал встречи с Алексеем Павловичем, под наставничеством которого начинал свою трудовую деятельность. Лишь в день его обращения в отдел кадров предприятия появилась вакансия с пометкой «срочно», и он занял освободившееся место в одном из подразделений по обработке металлов. Освоил быстро, работу полюбил, зарплата устраивала, отношения с окружением – тоже, иногда потеря работы казалась значительнее, чем лишение свободы. Разумеется, ему не терпелось побывать в том самом цехе, но ещё не был преодолён первый рубеж. За то время, что находился здесь, показались знакомыми всего два лица: женщина из центральной столовой и хромой охранник с седыми волосами. Работница предприятия общественного питания выглядела так же привлекательно, как и много лет назад, а призванного следить за правопорядком мужчину, напротив, годы не пощадили. Охранник подменил одного из контролёров за турникетом, и Гадаев отошёл назад, не захотев попасться ему на глаза.

Стены проходной с двух сторон были стеклянными с синим отливом, а та, что выходила на улицу, ещё оборудована современными световыми приборами. Две другие оставались облицованы серыми мраморными плитками. Какая раньше была общая обстановка, Гадаев не вспомнил, но были заметны и очевидные изменения. Помимо различных плакатов, исчезли списки очередников на получение жилья, в двух углах появились маленькие деревянные будки. Одна из них была предназначена для ремонта обуви, а другая – часовая мастерская, судя по всему, перестала функционировать.

Он покинул помещение и прошёлся по широкому тротуару под окнами заводоуправления. От торца главного здания начинался высокий кирпичный забор, который прерывался в углу из-за ветки железной дороги. Обойдя его, пошёл дальше, держа путь на то место, через которое ему однажды приходилось покинуть завод. Насколько он помнил, заборная стена не была неприступной – снаружи проходили две толстые трубы с теплоизоляцией, а с внутренней стороны для удобства имелись места, куда ногу поставить, и за что схватиться. К нему можно было пройти через заросший соснами небольшой участок, и он углубился в него. Всё здесь сохранялось в прежнем виде: стали попадаться разнообразные побеги растений, которые становились выше и гуще, камни, битое стекло, куски проволоки. Трубы тоже были на месте. На скрытом от посторонних глаз участке вначале он забрался на них, затем на кирпичную кладку. Но, оказавшись наверху, подумал, что поступает неосмотрительно, что патрулирующие территорию сотрудники охранной службы, должно быть, средь бела дня не дремлют. К тому же при малейшей неосторожности одежда могла прийти в негодность. Жажда попасть внутрь предприятия пересилило опасения, и он спрыгнул. Вокруг стояла тишина, и Гадаев поспешил к центральной дороге, условно делившей завод на две половины. Здесь чувствовалась знакомая атмосфера, был слышен привычный шум работавших механизмов из расположенного рядом подразделения по ковке деталей. Два электрокара друг за другом пересекли дорогу и за углом потерялись из виду. Следом выехал большеколёсный трактор с прицепом и затмил на время рёвом мотора остальные звуки. Люди встречались преимущественно в повседневной одежде, тут и там виднелись легковые автомобили. Поняв, что вокруг не только работники предприятия, Гадаев перестал беспокоиться по поводу осуществлявших охрану лиц. Здания по одной стороне дороги заметно отличались от тех, что были расположены напротив. Если одни практически не подверглись изменениям: те же огромные проёмы для поступления света с грязными и местами потрескавшимися стёклами, протянутые кабели, торчавшие трубы; то другие, с обшитыми стенами, пластиковыми окнами и дверьми, смотрелись как новые. Вывески над дверями указывали, что они превращены в складские помещения, в центры оптовых продаж и прочее, а в цехе, где он трудился раньше, изготавливали оконные рамы. Остальное интересовало его уже в меньшей степени. Не обнаружив самую заметную в прошлом вывеску, вслух произнёс: «Правильно, тут гордиться особо и нечем!» Прилегавшие к обновлённым корпусам территории, одна из которых была обложена строительными лесами, смотрелись ухоженными. Гадаев обошёл оказавшийся на пути медпункт, который вызывал у него досадные воспоминания (дружба с одной из сотрудниц учреждения закончилась скандалом) и, в надежде встретить другого знакомого, отправился на электромонтажный участок. Проходя мимо полуразрушенной теплицы, столкнулся с мужчиной пенсионного возраста с ножовкой по металлу в одной руке и длинным прутком желтовато-красного цвета – во второй. Вежливо попросив сигарету, он рассказывал, что попал в зависимость от никотина после сорока лет, когда на два месяца замещал своего начальника, упомянул и своего дядю, который всю жизнь выращивал самосад. Судя по его говорливости, Гадаев предположил, что мужчина не из числа курильщиков, о чём говорило отсутствие спичек, что его самого восприняли за ответственного работника предприятия, и движет им снисходительный мотив – он мог не знать, что ответить, с какой целью был спилен пруток.

Угостив его, Гадаев пошёл дальше. На конечном пункте, где шли ремонтно-строительные работы, тоже ничего не добился. Старые окна, двери и прочий хлам были выставлены на улицу. Недалеко от входа сидела женщина средних лет в выцветшей рабочей форме и с прикрытой платком головой. При виде постороннего человека она встала и направилась к нему, выражая своё возмущение:

– Я тебе говорила, больше не появляться? Когда же ты, паразит, насытишься? На выходных увёз целый «Камаз». Скоро ни винтика, ни гвоздика тут будет не сыскать.

– Ты что, старая, бред несёшь? – бросил Гадаев в её сторону. – Совсем уже свихнулась?

Женщина умолкла и развернулась. Сев на прежнее место, продолжала смотреть на него, будто бы не поняла, что ошиблась. Ему стало понятно, что часть людей переживает за происходящее на предприятии, а некоторые принимают это близко к сердцу. Возникло желание подойти и пообщаться с ней, но не успел он и пару шагов сделать, как та опять крикнула в его сторону что-то неприятное.

В размышлениях о появившихся вокруг любителях обогатиться за счёт имущества предприятия, он вновь вышел к центральной дороге и взял курс в сторону, противоположную от заводоуправления. В этом районе видневшиеся производственные помещения внешне не подверглись изменениям, но склад металлов под открытым небом выглядел в значительной степени опустошённым. От сложенных вдоль дороги многочисленных стопок контейнеров с различными заготовками в несколько рядов остался один, и на мощных двусторонних консольных стеллажах было негусто. На основной части находились приготовленные к погрузке три связки разного диаметра металлов, и один из них блестел от попадания солнечных лучей, но почему-то всё находилось ближе к краю. Подъехал небольшой трактор с прицепом и автокран. Гадаев немного отдалился и повторно обратил к нему свой взор, вспоминая, что ещё здесь не так, и не обнаружил подъёмный механизм, который передвигался по рельсам на четырех ножках. Осознав, что заводу прежним уже не быть, ему стало грустно. Дорога вела ко второй проходной, рядом с которой находились ещё ворота для въезда и выезда для автотранспорта. Надобность пройти через турникет отпала, поскольку одна створка ворот оказалась открыта, и двое мужчин перед ним вышли за территорию через неё. Гадаев тоже воспользовался предоставленной свободой и направился к трамвайной остановке. Она была без людей и походила на заброшенную, а внутри царило запустение. Сварная конструкция, местами с облезлой краской, держалась устойчиво, но были заметны многочисленные повреждения обшивки. Трамвай всё не шёл, точно бы перестав курсировать, и рельсы были покрыты рыжим налётом. Вначале он прошёл по обочине дороги в одну сторону, затем – в другую и заметил, что на пересечении с перекрёстком на стальных балках лежит асфальт. На чём ещё доехать до дома, в котором жил Алексей Павлович, было неизвестно, название улицы стёрлось из памяти, не говоря об остальных деталях. Искать, где ближайшая автобусная остановка, не стал и взял путь в сторону дома, в котором жил.