— Нет. У меня дела.

Люба вздыхает. Как мне кажется, снова с облегчением.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя. Кроме меня у тебя никого не осталось.

— Конечно.

— Мой милый, мой хороший, — она заваливается ко мне на грудь и трется о меня. — Я так соскучилась. Четыре года… — ее мягкие губы накрывают мои.

Я отталкиваю Любу за пару секунд до того, как приоткрывается дверь.

— Так. Ну что вы тут? — с любезной улыбкой в кабинет возвращается Надежда.

— Да вот Любовь Георгиевна как раз предлагала тост, — я беру бутылку с алкоголем и наливаю всем.

— Я вовремя, — Надежда подходит к столу, чтобы зарядить патрон в свой айкос.

А потом я снова пью в компании женщин, которые когда-то кормили меня с ложечки, и, наверное, только сейчас осознаю одну вещь – у меня же никого не осталось.

Мать умерла. А эти мамаситы – они же мечтают, чтобы я свалил подальше отсюда и никогда не возвращался.

Они боятся меня.

— С возвращением, Костя!

— Добро пожаловать домой!

7. Глава 7. Полина

Опираясь локтями на прохладную поверхность белокаменной балюстрады, я смотрю вдаль сквозь темные очки.

Послеполуденное солнце поблескивает на водной глади миллионами страз. Я вспоминаю, как в детстве бегала по берегу за стрекозами. Дедушка меня так и называл.

Моя Стрекозка.

На территории его загородной резиденции есть небольшое озеро – естественный водоем, окруженный зеленой травой и вековыми деревьями. Раньше мы часто кормили там уток и устраивали пикники. Теперь, когда я приезжаю навестить дедушку, мы ограничиваемся ужином, можем вдвоем сходить на балет. Дедушка большой поклонник этого вида искусства. Речь идет, конечно же, о русском классическом балете.

В детстве он даже оборудовал для меня класс с гладким поручнем станка и нанял педагога-балетмейстера, но у меня не оказалось природных данных. Мне не хватало терпения, чтобы повторять раз разом одни и те же “экзерсисы”. Другое дело – верховая езда. Выездка, конкур… Каждая минута общения с лошадью была приключением в отличие от адажио, где от меня требовали выполнять медленные и отточенные движения.

Впрочем, дедушке удалось привить мне любовь к балету в качестве зрителя.

Он говорит, что существует только наш балет, все остальное – вариации. Георгий Иванович у нас, вообще, человек, помешанный на всем русском. Исключение составляют сигары из Никарагуа, итальянские шерстяные костюмы-тройки и гольф, который зародился в Шотландии.

Легкий ветерок развевает мои волосы и приносит крепкий табачный запах из двустворчатой двери, выходящей на площадку. Широкая терраса опоясывает весь второй этаж особняка. Я вышла из своей комнаты и обогнула дом с западной части, чтобы полюбоваться видом на озеро.

Дедушка с кем-то говорит по телефону. Я не прислушиваюсь, просто стою и наслаждаюсь солнечным днем, пока до меня не долетает несколько резких высказываний.

— Что ему известно?! И что говорит?! Щенок! — сердится дедушка. — Остаться решил, значит. Как думаешь, мать могла посвятить его в наши дела? — Я разворачиваюсь, собираясь вернуться тем же путем, что и пришла, но меня останавливает громкий возглас. — Надюша, не суетись! Я пришлю одного из своих ребятишек присмотреть за ним. А начнет совать свой нос, куда не надо, я скормлю его собакам! — отрезает дедушка. И, вместо того, чтобы уйти, я двигаюсь в сторону распахнутых дверей. — И что там за скандал с Пономаревыми? А я тебе говорил, что эта твоя сопливая лабуда до добра тебя не доведет. Какая любовь, Надюша? — разочарованно тянет дедушка. Я испытываю страшный дискомфорт, понимая, что он разговаривает с Надеждой Олеговной. — Ну какая любовь?! Все-таки, какие вы все бабы дуры! Все! Даже не начинай. Ну все, ну все, до связи.