Утром я шипела, как змея, через день к сорванным связкам добавилась гнойная ангина, хор уехал без меня, а когда я явилась после болезни на спевку, учительница просто выгнала меня из класса, бросив вслед пачку нот.

А платье мама кому-то подарила.

9. ПЛАТЬЕ-МЕШОК

Когда мне стукнуло 14 лет, моя фигура стала напоминать небольшой гробик: ладненько, складненько, но как-то грустно.

Подростковый организм, неожиданно рванувший сзади и спереди за горизонты видимости, вышиб меня начисто не только из пределов разума, как прочих местных подростков моего возраста, но и из привычного гардероба.

Чувствовала я себя примерно как царевна в бочке: внутри все по-прежнему легко и красиво, а снаружи хоть обручи надевай, чтобы дальше не несло.

С этим надо было что-то делать, потому что на дворе было лето и танцы в Карлухе, как мы называли танцплощадку возле ДК Карла Маркса, а на меня налезал только папин пиджак и мамина трикотажная юбка.

В качестве выхода я видела бабушкин сундук – большой, дубовый, соструганный моим дедом-столяром.

Я вообще довольно часто видела этот сундук в качестве выхода, потому что баба Липа, как сорока, сносила отовсюду и прятала в него всякие ништяки: ленты, пуговицы, дефицитное «мулине» и отрезы тканей. Последнее меня интересовало особенно.

Пока бабушка резала яблоки в саду, я прокралась в комнату и углубилась в недра.

Докопавшись почти до дна, я нашла как раз то, что надо – отрез тонкой ткани в цветочек с шелковым прострелом красных и белых линий поверх узора. Клетки были довольно крупные и располагались не по прямой, а наискосок. Я сложила отрез так и этак – получалось платье, слегка смахивающее на костюм Пьеро, но с некоторой благородной отрыжкой.

Тут дверь в комнату открылась, явив бабу Липу с ножом.

– А ну положь штору на место! – сказала она.

Если кто сейчас ждет скандала – то нет. Баба Липа, хотя шумела на меня часто и страшно, и обзывала «билядюгой» и «карл-марксом», гоняя крапивой по огороду за всякие недопонимания, но любила свою единственную внучку безмерно и готова была отдать последнее.

Что уж там какая-то штора.

Поэтому мы договорились так: я беру отрез, но платье шью без выточек и вырезов, по прямой. Как мешок, но с дополнительными дырками.

До фигуры догоняем пояском и складками, чтобы потом, когда мне платье надоест или «жопа, как у порядочной, отрастёт» (копирайт бабушки, которая даже в моих новых обширных формах видела страшную худобу), из него можно было бы сшить что-то другое. Не штору, так наволочку.

Напоминаю, что шел 1980 год, и в магазинах не было ни-че-го.

Платье я сшила за день. С таким ТЗ – что там было шить? Но наволочек из него не случилось: я носила его больше 10 лет, пока нитки не стали расползаться самостоятельно.

Я потом все-таки сшила из него «что-нибудь другое» – летнюю рубашку для старшего сына, чтобы ему было, в чем ходить в детский сад.

Но это уже совсем другая история.

10. ДИССИДЕНТСКОЕ ПЛАТЬЕ.

В восьмом классе у меня была задача – срывать уроки истории.

Лидером по красоте у нас была моя подруга Лиза, я же, учитывая неожиданное приобретение лишних килограммов, была лидером №2 – «по уму». А в чем состоит понятие ума в период гормональных цунами? Уж никак не в пятерках и послушании.

В протестах и революциях оно состоит.

«Почему именно уроки истории?», – спросите вы. А потому что это был путь наименьшего сопротивления.

В области точных наук моё образование остановилось на слове «косинус», в области естественных – на слове «валентность», однако читала я много, очень много, значительно больше, чем полагалось в моем возрасте.

Причем без разбора – собраниями сочинений, с письмами и набросками пьес. Пушкин, Чехов, Куприн, Олеша, Хейердал, Белинский, Маршак или Чернышевский – мне было все равно, лишь бы буквочки.