Невидимое присутствие Христа – это нечто тихое, а радость раскрывается постепенно, ошеломление же – потом.

«Страданий горести, отчаянье утрат» – это только пока от тебя отрезают ненужное, прорезают в тебе высшие органы ощущения и прилепляют к Богу. А потом – всё во славу Божию, непрестанная радость, жизнь во спасении и прощении, сострадание к другим, слёзы о них и любовь.

Эти листочки (перечень грехов к исповеди) и вправду нужно сжигать. Я сначала ведь, перед тем, как сжечь, подумал по привычке, не оставить ли «для истории». Но тут же понял, что никакой «истории» там нет. Там только одна ложь, то, чего нет. Ведь грех – это когда без Бога. А без Бога всегда только дым; в сущности, ничто. Не нужно это помнить. Нет этого. И не было.

А пустоты быть не может. Каждую секунду Бог что-нибудь с нами делает. Каждая ситуация исполнена глубочайшим смыслом, и если мы доверимся Богу, подумаем, что полезнее всего было бы сделать с собой сейчас, то извлечём сейчас же для себя колоссальную пользу. Так и получаются простые и гармоничные люди, которые заодно с тем, что совершается. Они естественны и круглы, спокойны и бодры, на них всегда можно опереться.

Всё, что на земле, – это преддверие, путь, подготовка, упование, подвиг. Никто не может нам гарантировать, что вся наша жизнь не пройдёт в страданиях, более или менее грубых, физических, более или менее мучительных. И эту возможность нужно заранее принять, не только к сведению, но и в сердце своё. И такая жизнь благословенна, она, принятая без ропота, благодушно, ведёт ко спасению. И чем она длиннее, тем спасение крепче, несомненнее и ощутимее ещё при жизни – в прозрачности души, в таинственном сердечном утешении.

Уныние всегда оттого, что отнимается масштаб, свобода души, всё мало того что сужается, ограничивается в твоём представлении каким-то конкретным временным сроком перед тобой, но даже и этот временной срок представляется извращённо, память о светлом отнимается. Все эти тенета мрака развеиваются волевым возвращением масштаба твоей душе. Нужно вспомнить, заставить себя вспомнить о смерти и, главное, о своём посмертии. Нужно вернуть в своё сознание тот масштаб бытия, которым ты неотъемлемо обладаешь. Никто у тебя этого не отнимет. А жить достойно можно лишь в таких масштабах. И тогда уныние убежит. Страдание может и остаться (а может даже и убежать от такой силищи), но ведь самое тяжёлое в страдании – это уныние.

Присутствие человека рядом подобно Божьему присутствию.

Насколько я успел заметить, поймать в своём сознании, сильная молитва, волевая, с верой, с обращением к Богу, исполненным уверенности в том, что Он тебя слышит, сильно меняет сознательное переживание боли. При сохранении внутренней твоей концентрации на молитве боль как бы отдаляется. Я думаю, так же и с любым другим телесным ощущением.

Муж для жены – это нечто совершенно особенное, исключительное. Без него она ни с кем не может иметь самостоятельной связи. Для всех, решительно для всех, она прежде всего – жена своего мужа. Не сестра, не дочь, не подруга, а сначала – жена своего мужа. Таков настоящий брак, крепкий, глубокий. Это не ревность, это законы естества.

Где был Адам, когда змий искушал Еву? Ведь он знал, кого искушать. Адам бы и бровью не повёл, а змия бы изгнал. Но Адам не уследил за своей женой, у которой и имени-то своего тогда ещё не было. Он не уберёг её от приближения искушения к её сердцу.