в армии каждый день шитье было. Шевроны, пуговицы, понимаешь ли!

Слава богу, к тому моменту, когда пылкий Петрович уже был готов идти в наступление, из ванны вышла Катька, поправлявшая желтое полотенчико

на голове.

– Привет, соседушка! – как ребенок, она искренне радовалась встрече, приветствовала Маргариту.

И снова пахнуло блажью – искренней, выпестованной, раздражающей блажью.

Маргарита лишь поморщилась в ответ и поспешила спрятаться в комнатушке. Катька решила, что не стоит тревожить человека из мира науки, тем более уставшего после попойки.

Ближе к полуночи все вроде бы разошлись по своим берлогам и уснули. Мерно оседал запах табака, курсант перестал скрипеть на железной кровати, как-то подозрительно притихла Катька. Маргарита так и не смогла включить треклятый свет. Хотелось ли ей пойти к кому-нибудь из мужчин, чтобы ей вкрутили новую? Вряд ли, потому как все это неизбежно кончилось бы вкручиванием лампочки самой аспирантке. От противных мыслей девушка поежилась и решила зажечь ароматическую свечку, подаренную близким со студенческой поры другом на день рождения. Через минуту запахло пряным апельсином и шафраном. Медленно комната наполнялась уютом и жалким теплом. Батареи исправно плохо топили.

«Я не хочу идти к приставам, чтобы разбираться. Но и заплатить штраф я просто не могу. Мне нужно прожить на пять тысяч еще три две недели. Как? Как я проживу?» – лежа на кровати Маргарита, тихо заплакала. В комнату падал лунный свет. Одновременно хотелось и спать, и плакать, и смеяться от собственной ничтожности. Неожиданно в голове всплыл эпизод, произошедший на днях

в университете.

На неделе они сидели со старшими коллегами в одной из аудиторий и обсуждали перспективы приемной кампании. Маргарита не питала иллюзий касательно нового набора студентов. С каждым годом все меньше и меньше человек мечтало оказаться в затерявшемся среди лесов городке. И хотя до Москвы или Петербурга было пару сотен километров, перспективы столичных городов притягивали больше.

– Надо нам в социальных сетях большую агитацию вести, пригласить на семинар в библиотеку. Как считаете, коллеги? – пожилой заведующий кафедрой обращался к уже изрядно уставшим, засыпавшим на ходу с кружкой чая в руке преподавателям.

– Хорошее предложение, Антонина Семеновна! Отличное! – вторила ей старуха, давно выполнявшая функцию почетного артефакта и переставшая вести пары на кафедре межкультурных взаимодействий с народами Евразии.

Аспирантка Маргарита, до сих пор не осознававшая, как ее занесло на столь заплесневелую кафедру, подала голос, пожалуй, впервые за несколько недель.

– Не поможет это нам. Не заставишь сейчас никакими мессенджерами или цветной рекламой людей идти к нам. Хотите, чтобы шел народ? Да начните хотя бы с ремонта здания и обновления учебной программы, которая давно отстала от реальности. Не нужны такие специалисты на рынке, а решает сейчас все спрос и предложение, а не партия товарища Ленина!

Большинство глупо рассмеялось, восприняв реплику Маргариты как очередную шутку. Обсуждения длились еще долго, но девушка утратила какой-либо интерес к ним и к людям, которые на полном серьезе раздували брюхо и похвалялись мнимыми достижениями. Становилось противно каждый раз, когда кто-то горласто кичился и тыкал грязными пальцами в помятые грамоты и пыльные кубки.

Вспомнив это, аспирантка рассмеялась и тут же задумалась. Думалось по ночам ей гораздо лучше, чем днем. Остававшись наедине с собой и своими внутренними страхами, Маргарита смотрела в потолок и представляла, что было, если бы она родилась в другой семье. Как ей казалось, все несчастия и никчемность ее жизни тянулись шлейфом с самого детства. Ненавидела ли она свою мать? О таком не принято говорить в светском обществе, но не всегда отношения между родителями таковы, как учит нас Библия.