Сложив руки и закрыв глаза, Эсмеральда прошептала: «Господи прошу убереги его от беды». Всё вокруг, за исключением беснующегося океана, вновь окутала тишина. Эмоциональное напряжение последних минут настолько сильно истощило её силы, что Эсмеральда решила последовать совету Франсуа и сесть в лодку, ибо неровен час она могла невзначай потерять сознание и быть погребена под пенной водной пучины. Сделав несколько шагов в направлении шлюпки, она услышала прямо за спиной ещё один глухой удар о землю. Её тело замерло на месте, не способное пошевелиться. Трезвый разум настойчиво твердил о необходимости идти в лодку и спасти себя и своего будущего ребёнка, но сердце не желало оставаться в неведении, а жизнь, в случае неблагоприятного исхода, её совершенно не интересовала. Собрав остатки мужества, она неспешно обернулась, и через мгновение дикий крик отчаяния и непередаваемой душевной боли огласил пространство, перекрыв рев буйной стихии и ярость волн, разбивающихся о камни. Веки несчастной женщины закрылись, ноги подкосились, и она опустилась на прибрежную гальку, которая вместе с ней начала исчезать под покровом тёмных вод, метр за метром пожирающих последние остатки суши.

Океан, абсолютно беспристрастно наблюдающий за последними событиями, через щупальца своих волн начал аккуратно и скрупулёзно смывать все следы человеческой жестокости, оставленной ему на откуп. Грозовые облака будто находящиеся в немом оцепенении от финала развернувшихся событий, наконец пришли в себя и разразились проливным дождём, намереваясь в унисон с покрывшей всё побережье морской пучиной смыть грязь, привнесённую человеком, дабы природе беспрепятственно удалось перевернуть этот эпизод бытия, и дать возможность жизни с чистого листа начать новую главу извечного повествования, не заботясь о героях и декорациях предыдущего сценария.

Солнце находилось в зените, и его лучи словно растворялись в бирюзовой глади океана. Легкое, убаюкивающее волнение создавало расслабляющее ощущение, подобно люльке мягко укачивающей младенца.

Корвет «Везучий», идущий под французским флагом, направлялся в сторону карибского бассейна в одну из колоний его величества Людовика XIV. Судно неспешно вздымалось и опускался на волнах, уверенно двигаясь к своей цели, наслаждаясь попутным ветром, который наполнял его паруса и позволял достигать потрясающей скорости, известной во всем французском флоте и вызывающей зависть у других морских держав.

Экипаж пребывал в отличном настроении: погода была благоприятной, ветер попутным, и с момента выхода из порта не произошло ничего, что могло бы омрачить путешествие. Всё было настолько великолепно, что бывалые моряки, известные своим суеверием, начинали испытывать беспокойство.

«Везучий» лишь условно можно было отнести к военным кораблям, поскольку на его борту располагалась меньше орудий, чем требовалось для судна подобного класса и более скромного калибра. Это было сделано в угоду облегчения общего веса и как следствие, увеличения скорости и маневренности.

Главная функция «Везучего» заключалась в курьерской работе, но в случае необходимости он мог дать отпор. Как и всем судам, основной козырь которых – скорость, вступать в открытое противостояние ему категорически не рекомендовалось. Экипаж состоял из опытных моряков, но назвать их отъявленными вояками было бы неверно, поскольку за всю свою долгую службу мало кому из них довелось поучаствовать в настоящих баталиях. Именно по этим причинам «Везучий» и считался военным кораблем лишь условно.

Несмотря на то, что на судне не допускались посторонние, в этот раз было сделано исключение в виде двух мужчин, не являющихся членами экипажа. Первый из них выглядел на 45-50 лет, он был строен, высок, с прямыми русыми волосами. Его лицо с тонкими чертами можно было бы отнести к высшему сословию, если бы не загрубевшая от солнца и морского ветра кожа и внушительный шрам, проходящий от уголка левого глаза и пересекающий всю щеку. Однако пронзительные серые глаза, сосредоточенное и временами угрюмое лицо, а также одежда, удобная для сражений, но совершенно не сочетающаяся с нормами вкуса высшего света, выдавали в нем человека, так или иначе связанного с военным ремеслом.