– А с дедом Прохором что случилось? – осторожно спросил он, делая вид, что просто поддерживает беседу.

Агафья побледнела и снова перекрестилась.

– Тебе кто о нём сказал? – спросила она, пронзительно глядя на внука.

– Да местные сплетницы вчера трещали. Я в окно услышал, – отмахнулся Паша, стараясь казаться беспечным.

– Ох, не к добру вспоминать об этом, – вздохнула Агафья. – Прохор-то ещё в молодости под тем дубом что-то нашёл, говорят. Плиту какую-то-то с письменами. После этого чудной стал, говорил, что в другие миры ходит. Потом пропал на три дня, нашли его во ржи, всего в земле измазанного, лихорадка у него была страшная. А когда оклемался, стал ещё чуднее прежнего – шептался с ветром, с собственной тенью разговаривал. Говорил, что пришельцы скоро явятся и всех заберут.

– И что, так и унесли его пришельцы? – хмыкнул Паша, пытаясь скрыть тревогу.

– Да нет, – вздохнула бабушка. – Живёт он один в избе на окраине деревни, травами лечит, бормочет что-то всё время. Люди обходят его дом стороной, но иногда приходят за снадобьями, когда совсем прижмёт. Варвара вот со своей грыжей только у него и лечилась, больше никто помочь не мог. Но сам-то он… не от мира сего, как говорится.

Паша потёр щёку, вспоминая свою вчерашнюю встречу со странным стариком. Значит, это был тот самый дед Прохор, про которого шла речь? И его тоже зацепила странная магия дуба?

Завтрак закончился, и бабушка, конечно же, тут же нагрузила Пашу заданиями – наколоть дров, наполнить водой бочку для полива, прополоть грядки с морковью. Паша, вздохнув, отправился исполнять поручения, но мысли его были далеко – у таинственного дуба и непонятной плитки, которая, казалось, становилась теплее с каждым часом.

Только к вечеру, изрядно вымотавшись от непривычной физической работы, Паша получил долгожданную свободу. Умывшись колодезной водой, он забрался в свою комнатушку и достал из рюкзака плитку.

При свете заходящего солнца, проникавшего сквозь маленькое оконце, символы на ней казались ещё более выпуклыми и яркими. Паша заметил, что они словно складываются в какой-то узор или схему. В центре плитки был круг, от которого расходились линии, напоминающие лучи звезды. Между лучами располагались странные значки, похожие то ли на буквы, то ли на цифры.

Проводя пальцем по одному из лучей, Паша вдруг почувствовал, как символ под его пальцем нагрелся сильнее. Он отдёрнул руку, но было уже поздно – символ вспыхнул бледно-голубым светом, и от него, словно по цепочке, начали загораться другие знаки, образуя светящуюся линию от центра к краю плитки.

Завороженный этим зрелищем, Паша осторожно прикоснулся к другому лучу, и история повторилась – символы загорались один за другим, создавая новую светящуюся линию. Когда все лучи были активированы, центральный круг начал пульсировать, меняя цвет от голубого к фиолетовому, потом к золотистому, и наконец – к ярко-белому, от которого Паше пришлось прищуриться.

А потом произошло самое странное – плитка словно превратилась в экран, и на нём начали появляться буквы, складывающиеся в слова на русском языке. Паша с трудом разобрал их:

«Врата открыты для избранного. Проход возможен в час, когда свет и тьма равны. Подготовься к испытанию, ибо путь назад доступен лишь тем, кто познает себя истинного.»

Сразу после этого свет погас, а плитка снова стала обычным каменным прямоугольником с выбитыми на нём странными символами. Но ощущение, что она хранит в себе нечто большее, чем просто загадочные знаки, осталось. В тишине своей комнаты Паша почувствовал себя стоящим на пороге чего-то важного, что может изменить всю его жизнь.