– Дарёна, каждый год одно и то же, – больше устало вздохнул батюшка Иннокентий, когда девочка остановилась перед ним. – Повзрослеть бы уже пора! Одиннадцать лет тебе, а всё с этими птичками!

Что ему отвечать, Дарёна не знала. Рассматривала мыски потемневших от влаги лаптей, потому что глаза поднять не решалась. Хорошо, что она не полезла в алтарный очаг! Иначе сейчас вообще умерла бы со стыда.

– Вот Бажановна, тоже мне, – продолжил поп. – Всё голову тебе дурит. Нет чтобы про богиню тебе рассказывать, а не эту чушь про чудов!

Дарёна всё-таки бросила быстрый взгляд на его лицо. Ну вот, теперь и бабушке из-за неё попадёт! Справедливости ради – бабушка и про богиню рассказывала. Велела слушаться её заветов и почитать. Дарёна слушала и почитала, иначе как? Но перебить батюшку Иннокентия и возразить не посмела.

– Ты, Дарёна, помни, – он чуть наклонился к ней, и девочка разглядела крупные хлебные крошки в его бороде, – все эти истории про чудов и птичек, которые к ним на остров Буян летают, слуги Смерти выдумали. Подумай, разве может кто-то просто так желания выполнять?

Дарёна, зная, что от неё ждут, покачала головой: нет, мол, не может. Поп удовлетворённо кивнул, продолжил ещё вкрадчивей:

– Ну вот, сама всё понимаешь. Чтобы заслужить что-то, нужно усердно работать. Тогда будет тебе и награда: попадёшь к богине в Солнечные Сады. А чуды эти все как есть слуги Смерти, точно так же как ведьмы и колдуны. Им всем только дай кого запутать, в Царство Смерти забрать и все желания к худу обернуть.

Возразить Дарёне хотелось очень сильно. Бабушка ей всегда рассказывала наоборот, что чуды богине помогали против Смерти сражаться. К тому же – ни разу так не бывало, чтобы её желания приводили к худу. Бывало, не исполнялись, и всё. Говорить об этом служителю богини, конечно, не стоило, так бабушка наказывала. Поэтому Дарёна опять промолчала, только кивнула, потупив взгляд. Почему отца Иннокентия это разозлило, она не поняла.

– Кивает она мне, – пробурчал он, отворачиваясь. – А потом всё одно и то же! Говоришь им, говоришь, но они же лучше знают! То обряды у них языческие рядом с богиниными, то сказки эти!

Дарёна, привычная, что на неё ругаются и посильнее, сделала маленький шажок назад, втянула голову в плечи. Чем незаметнее ты и покладистей, тем проще пережить грозу.

До настоящей грозы дело всё-таки не дошло. Отец Иннокентий опомнился, безнадёжно махнул на Дарёну рукой:

– Иди отсюда. И чтобы птичек этих я больше не видел!

Быстро, пока он не передумал, Дарёна поклонилась, сотворила священный серп и выскользнула из часовни.

Воздух снаружи ей показался божественно чистым. Он пах талым снегом, новой весной и ветром с южной, богининой стороны. Дарёна вздохнула: так себе у неё начинался новый год. И сама без птички осталась, да ещё и бабушке из-за неё от попа влетит. А если тётка узнает? Наверняка за розги возьмётся. Тут ведьмой не надо быть, чтобы угадать.

Розги! Дарёну как молнией прошибло – она же давно должна быть дома! Уже не то что половина, целая лучина сгорела! Девочка со всех ног помчалась к колодцу. Благо ребята, разбегаясь от попа, позабыли про её вёдра и коромысло. Если бы спрятали, то искать по всей деревне можно и до самой темноты. А можно – и не найти, если кто-нибудь придумает за частокол выкинуть.

Дом встретил Дарёну тишиной, из-за высокого забора не раздавалось ни звука. Это ничего не значило, когда она уходила, тётка была зла не настолько, чтобы поджидать на крыльце, но настолько, чтобы выполнить обещание про розги. Дарёна прошла вдоль забора, потом вдоль лавки, из-под двери которой виднелся свет. Значит, дядька, тёткин муж Федот, ещё не закончил с расчётами. Лавка вообще-то принадлежала Дарёниному деду, но после того, как его старшего сына загрызли волки, стала приданым старшей дочери. Дед нашёл себе преемника, женил на нём дочь и перестал ездить в город, свалив на Федота большую часть дел. Всё это Дарёна знала со слов бабушки, конечно. Деда она совсем не помнила, он умер вскоре после её рождения. Тётка, когда сильно злилась, говорила, что не выдержал позора, который Дарёнина мама на семью навлекла.