Поэтому девочка совсем не удивилась, что, стоило бабушке выйти за калитку и направиться к дому Савелишны, тётка зажала её в углу у печи и велела:

– Одевайся, с Путятой к новому дому пойдёшь.

Спрашивать зачем Дарёна не стала, на это и её ума хватило. Конечно – жертву приносить. Только почему именно она? И как же то, о чём ругались вчера? Поп никуда не уехал, ночь ещё не наступила: за щёлкой волокового оконца только начали собираться сумерки. Видать, тётка всё хотела сделать по-своему. И подгадала как нельзя удачнее: ни бабушка заступиться за Дарёну не сможет, ни Федот протестовать – из лавки он ещё вернётся не скоро, остался там считать что-то. В избе была только Марыська, снова сидевшая у кросен и ждавшая Глашку.

Дверь избы скрипнула, хлопнула, внутрь шагнул Путята с недовольно квохтавшим петухом под мышкой. Тётка, позабыв про Дарёну, обернулась на него и начала наставлять.

– Если кто увидит – вали всё на неё, – тётка махнула на Дарёну рукой. – Скажешь – поймал, когда жертву принести хотела. Ведьма она, как и мамка её!

К тому, что тётка её маму, родную свою сестру, постоянно ведьмой зовёт, Дарёна привыкла. Спорить было бесполезно, только тумака получишь. Привыкла, что ведьмой зовут и её. Только вот теперь… а если их и правда заметят? Что если её ведьмой не только обзовут, а назовут? Что решит поп? Хватит ли бабушкиного заступничества? Дарёна исподволь бросила взгляд на Путяту. Он позёвывал, придерживая петуха одной рукой, молчал и безразлично слушал тётку. Чтобы прочитать его мысли, не нужно было ведьмой быть: браги ему налейте да в покое оставьте. Его бы и оставили, тётка в любой другой раз вряд ли доверила бы сыну важное дело, но жертву должен был принести именно будущий хозяин дома.

Дарёна вдруг почувствовала себя так, будто она одна-одинёшенька на всём белом свете. Вот нет бабушки рядом и некому её спасти. А если действительно решат, что она ведьма, как с ней поступят? Отправят, как маму, в монастырь?

– Не трясись, – тётка отвесила Дарёне подзатыльник, сама тоже стала надевать тяжёлый овечий тулуп. – Сделаешь всё хорошо, сахару тебе дам.

В другой раз Дарёна бы обрадовалась: кусочек сахара – это почти как леденец с ярмарки. Его можно припрятать и рассасывать понемногу, чтобы подсластить особенно неудачные дни. Но свою долю Дарёна уже давно получила и съела. Значит, этот кусок обещан ей из значительно большей Марыськиной доли. Сестрица тоже это поняла, насупилась. Думала небось, что Дарёне досталось всё самое интересное: и приключение, и сахар. Ох с какой охотой Дарёна бы поменялась с ней местами!

Из избы они вышли втроём. Она, Путята и тётка. Дарёна даже подуспокоилась, раз с ними идёт тётка, ничего страшного не случится. Что делать, она знает, сделает быстро и чётко, может, и обойдётся. Но за калиткой тётка сказала:

– Всё. Я пошла к старосте, поп у них, заболтаю сколько смогу, чтоб погулять не пошёл ненароком.

Поглядела на Путяту, на брыкавшийся в его руках мешок из дерюги и топорище за поясом, на Дарёну, которая вмиг оцепенела под её взглядом, и зло сплюнула себе под ноги:

– Только попробуйте мне напортачить! И долго не возитесь!

Она ушла, ворча себе под нос. Дарёне хотелось захныкать, да только это не поможет. Разве что подзатыльник новый обеспечит, позлее и посмелее: Путята силу не соизмерял. Поэтому Дарёна молча поплелась за ним, молясь про себя богине, чтобы все прошло хорошо и никто их не заметил.

Хотя богине ли стоило в этот раз молиться?

К стройке они прошли околицей. Час был не самый поздний, спать в деревне ещё не ложились. Увидят, сразу, может быть, не окликнут, но назавтра обязательно зайдут уточнить, а не случилось ли чего. И не дай богиня, чтоб при батюшке Иннокентии. На самом деле Дарёна почти хотела, чтобы их заметили, тогда дальше идти будет нельзя. Почти – потому что, если они вернутся с жертвой домой даже под благовидным предлогом, тётка обязательно… Что именно обязательно, Дарёна придумать не могла, но знала, мало ей не покажется.