— Это факт, Илюх, — выдал он уверенно. — От хорошей жизни на домашнее не уходят: она либо больная, либо шизанутая.

— Так ты правду из Аси выбить пытался? — сглотнув, и сам не заметил, как сжал кулаки.

— Я на идиота похож? Да и давай начистоту, Луч, — Камышов нахмурился, — мне до ее секретиков дела нет.

— Тогда что?

— Проверить тебя хотел.

— Проверил?

— Ага. Все ждал, заступишься или нет.

— Ты же знаешь, я бы за любого заступился.

— Ты эту чушь себе почаще повторяй, — недоверчиво хмыкнул Леший, — быть может, и сработает.

Скорчив кислую мину, я передразнил Камышова.

— Ну а че, — развел он руками в ответ и заржал, — кто-то же лечит геморрой подорожником. Сила внушения — великая вещь!

Леха однозначно напрашивался сегодня на подзатыльник, но внезапно раздавшийся звонок спас его дурную голову.

— Пошли давай, клоун, — со скрипом отодвинув стул, я поднялся с места. — Из-за твоей проверки я сегодня голодным остался!

— Э-э, нет, — округлив глаза, с издевкой в голосе напел Леший. — Отсутствие аппетита – первый симптом влюбленного сердца. Плавали — знаем. Ты это, Рыжий, витаминчиков каких попей, — глядишь, и обойдется.

Я все же зарядил Камышову как следует, чтобы не болтал всякую ерунду. Леха лишь рассмеялся в ответ и всю дорогу от столовой до кабинета математики отчаянно подтрунивал надо мной.

Разумеется, на геометрию мы опоздали. Под монотонное ворчание математички заняли свои новые места. Я теперь сидел с Мишаней. Компания из призера всевозможных олимпиад и главного нудилы класса была, если честно, так себе, но, с другой стороны, где еще, если не рядом с Семеновым, мне было думать об учебе?

— Страница сто шестьдесят семь, — пробубнил он в подтверждение моих мыслей. — Новую теорему разбираем.

Миха в предвкушении потер ладони, а я перевел взгляд к доске.

У меня никогда не было проблем с геометрией. Уравнение сферы, декартовы координаты в пространстве, скалярное произведение векторов — я мог решить любую задачу. А с простейшей схемой рассадки и правда накосячил. Мало того что подорвал доверие Митьки, так еще и в спешке не учел главного — когда сидишь на третьем ряду, взгляд невольно касается первой парты. Вот и я сейчас, вроде и смотрел на доску, а видел одну только Асю. Убежал от себя — нечего сказать!

Серьезная, сосредоточенная, она ловила каждое слово Марьи Петровны, словно от этого зависела ее жизнь. Что-то старательно чертила в тетради. Глядя на доску, забавно приоткрывала рот. Хмурилась, когда домашних знаний становилось недостаточно, и неумело подсматривала в Варькину тетрадь, когда сомневалась, что записать в свою.

Я на миг представил себя на месте Скворцовой. Каково это было сидеть рядом с Асей? Ощущать ее тепло, слышать каждый вдох, иметь возможность в любой момент нечаянно коснуться ее локтем или спросить какую-нибудь ерунду? Смог бы я тогда сосредоточиться на учебе? Стопудово, нет. Впрочем, ютясь с Михой за одной партой, я точно так же пропускал сейчас мимо ушей все слова математички, только вот локтем касаться Семенова что-то совсем не хотелось даже случайно.

— Лучинин, и что смешного в теореме об объеме наклонной призмы? — скрипучий голос Марьи Петровны слишком резко вернул меня в реальность.

— Ничего, наверно, — повел я плечами, до конца не въезжая в смысл вопроса.

— Тогда, может, поделишься, что тебя так развеселило, и мы все дружно посмеемся, — указательным пальцем поправив очки на переносице, математичка выжидающе уставилась на меня.

Мой растерянный вид говорил сам за себя — я ни черта не понимал, зато запросто стал эпицентром всеобщего внимания. В недоумении поджав губы, я покосился на Миху. Семенов в ответ, как красна девица, закатил к потолку глаза, а потом нехотя прошептал: