— А нечего было ржать посреди урока.

Я нахмурился — походу и правда из-за новенькой мозги мои потекли, как ручьи по весне, — а потом, как дурак, снова улыбнулся. Да и как было не улыбаться, когда своими бескрайними озерами на меня прямо сейчас смотрела Ася.

— Лучинин, мы ждем! — откуда-то из параллельной вселенной донесся голос Марьи Петровны.

Кто-то смеялся. Самые отважные пытались шутить. Мне было все равно. Все, что я видел сейчас, — это нежный изгиб Асиной шеи, тонкие плечи, ее слегка приоткрытые губы. Все, чего боялся, — что она вот-вот отвернется, перестанет на меня смотреть. Все, что слышал, — рваное биение собственного сердца, готового прямо сейчас выскочить из груди, и… Стоп! — чье-то нарочито фальшивое и надрывное пение.

— Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, — голосил с соседнего ряда Леший под гулкие аплодисменты одноклассников и очумевшее выражение лица математички.

— Сердце, тебе не хочется покоя, — продолжал он рвать горло, невзирая на замечания и угрозы вызвать родителей в школу.

— Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить, — капитально сфальшивил он на последней ноте, а класс окончательно взорвался смехом. Даже Миха и тот культурно похихикивал в кулак, а Марья Петровна, под конец композиции, видимо, вспомнив юность, махнула на Лешего рукой и улыбнулась.

Серьезными оставались только трое: явно смущенная произошедшим и отвернувшаяся от меня Ася, я, по-прежнему не сводящий с нее глаз, и Настя, сердце которой наверняка дало трещину от недвусмысленных намеков Лешего.

Остаток урока я пытался думать исключительно о геометрии. Как и потом, на литературе, — об одном лишь творчестве Пастернака. Я заставлял себя смотреть в учебник, прилежно конспектировал в тетради каждое слово учителя, а когда желание взглянуть на Асю становилось нестерпимым, пихал Семенова локтем и, прикинувшись дураком, задавал дебильные вопросы по теме урока.

С места я вскочил за секунду до звонка. В охапку сгрёб вещи и первым вылетел из кабинета. Правда, далеко убежать не успел.

— Илья! — Миронова, казалось, поджидала меня в коридоре. В руках она держала увесистую стопку тетрадей, а рядом, на подоконнике, лежала еще одна.

— Вам помочь, Анна Эдуардовна? — на ходу сбросил рюкзак с плеча и неловко впихнул в него свои вещи: учебник да пенал. — До кабинета поднять? — не дожидаясь ответа, потянулся я к тетрадям.

— Да… Нет… Спасибо, Илюш, — растерялась классная. — Ты помоги, конечно, но, вообще-то, я хотела попросить тебя… Ася! — так и не объяснив, зачем я ей понадобился, прокричала она. А я по инерции оглянулся.

Дурак! Я два часа выстраивал вокруг сердца железобетонные укрепления, а Снегирева одной мимолётной улыбкой, адресованной даже не мне, сумела разрушить их подчистую.

Ася вышла из кабинета последней. Едва не наткнувшись на пробегающего мимо мальчугана класса из пятого, на мгновение остановилась. С какой-то детской жадностью во взгляде она наблюдала за спешащими кто куда учениками. Сама же двигалась плавно и очень медленно.

— Ася! — между тем повторила Миронова и помахала девчонке рукой. — Подойди ко мне, пожалуйста!

Задрав голову к потолку, рассмеялся — последние кирпичики моей чёртовой обороны грозились разлететься в тартарары.

— Может, я пока тетради в учительскую отнесу? — хватался за воздух, лишь бы спастись.

— Не надо в учительскую, — отмахнулась классная.

— Тогда в кабинет?

Я смотрел на Миронову, как бездомная дворняга на сосиску, но звёзды сегодня были явно не на моей стороне.

— Илья, да забудь ты про эти тетради, — нахмурилась Анна Эдуардовна. — У меня к тебе дело есть куда важнее.