Артём сидел на полу в комнате, у стены, листая паспорт. В рюкзаке уже лежали все документы, аптечка, карта, складной нож, пауэрбанк и маленький жёсткий диск. Рациональность твердит: «не лезь», но разум молчит, уступив место чему-то древнему – желанию выйти за грань. Артём не сказал друзьям, что у него были сны после переписки с RedSun.73.

Во снах он шёл вдоль стены – гладкой, без шва, без углов. И чувствовал, как что-то ждёт по ту сторону. Что-то не враждебное, но непонятное. Он просыпался в холодном поту и знал: отказаться невозможно.

Вика сидела у раскрытого окна, босиком, в тени занавески. На её коленях лежал старый блокнот – тот, что она вела в девятом классе. В нём – десятки рисунков стены, ещё до того, как она узнала, что такая существует на самом деле. Тогда она думала, что это метафора, подсознательный страх. Теперь – не была уверена.

Она не рассказала другим: в день, когда Артём впервые заговорил о стене, она получила письмо без обратного адреса. Внутри был только один лист с надписью от руки: «Мама ждёт за линией.»

Она не решалась верить, но и выбросить не смогла.

Саша сидел на подоконнике, куртка на нём была уже застёгнута, как будто он был готов выйти в любую секунду. В одной руке – чёрная зажигалка с выбитой гравировкой. В другой – фотография: он, отец и та же стена, снятая дрожащей рукой.

После смерти отца он нашёл этот снимок в ящике, где лежали старые талоны, письма и военный жетон. Отец был там. Возможно, прошёл. Возможно – не вернулся.

Саша не верил в знаки. Но всё, что происходило, было слишком точно: сообщения, совпадения, фразы из прошлого. Он чувствовал: граница близко. И граница – не физическая. Это что-то в нём самом, что давно просилось наружу.

Ближе к утру они собрались в гостиной. На полу лежали четыре рюкзака. На столе – бумажные билеты. Молчаливая готовность висела между ними, как сеть.

– Мы ещё можем передумать, – сказал Антон, но его голос не был уверен.

– Нет, – покачала головой Вика. – Мы уже перешли первую черту.

– Осталась последняя, – добавил Артём. – Зайти в самолёт.

Саша просто посмотрел на них, потом в окно.

– Мир, в котором мы жили, был слишком тихим. Мне кажется, шум начнётся там.

В дверь никто не стучал, телефоны молчали, но всё внутри подсказывало: их уже ждут.

Аэропорт Шереметьево встретил их привычной суетой: катящиеся чемоданы, объявления над головой, запах кофе и металла. Всё было будто всегда: гул голосов, блики на кафельном полу, усталые лица в очередях. И всё же – что-то изменилось.

Внутри у каждого из них – напряжение, которого не могли понять ни прохожие, ни стюардессы, ни пограничники.

Они были чужими в мире, который привык считать их своими.

Перед стойкой регистрации стояла очередь. Вика заметила, как её руки дрожат, когда она достаёт паспорт. Она сделала глубокий вдох и шагнула вперёд. За ней – Саша, спокойный снаружи, но сжимавший ремешок рюкзака так, что побелели пальцы. Артём держал нейтральную мину, словно ехал в командировку. Антон – почти безмолвен, лишь изредка поднимая глаза к электронному табло: рейс SU107 – Москва–Сингапур. Пересадка на рейс в Дарвин – через шесть часов.

Пограничник мельком взглянул в их документы, пробежался по глазам каждого. На лице – ни тени подозрения.

– Цель поездки? – спросил он у Артёма.

– Туризм, – ответил тот без паузы.

Штамп. Проход. Один за другим.

Когда они отошли от пограничной стойки, Антон наконец выдохнул.

– Слишком просто, – тихо сказал он.

– Значит, правильно делаем, – ответил Саша.

Взлёт прошёл без происшествий. Москва осталась под ними – чёрное пятно с золотыми нитями шоссе и огней. Потом – ночь и облака.