– Да, и я тоже, потому что это был секрет между нами и лордом Ринтулом, а не полудюжиной других.

– Что ж, найди женщину, и мы получим объяснение. Если она все ещё в городе, ей не сбежать, потому что мои люди повсюду.

– Её видели десять минут назад.

– Тогда она наша. Я говорю, Риах, на твоём месте я бы освободил всех своих пленников и вместо этого увез бы их жён. Я видел только спины мужчин Трамса, но, честное слово, я чуть не сбежал от женщин. Привет! Я считаю, что один из ваших полицейских поймал нашу фурию в одиночку.

Итак, Холливелл воскликнул, услышав чей-то крик: «Вот негодяй!» Но не египтянку втолкнули в круглую комнату. Это был Джон Данвуди, очень лукавый. Наверное, даже в Трамсе не было более хитрого человека, чем Данвуди. Его религиозные взгляды были такими же, как у Крукшенкса, но он регулярно ходил в церковь «на всякий случай для безопасности, если там всё-таки есть Бог, какая бы сторона ни ошибалась».

– Этот человек, – объяснил полицейский, – Поднял тревогу. Он признаёт, что был в Тиллидруме незадолго до нашего отъезда.

– Ваше имя, мой дорогой? – потребовал шериф.

– Это Джон Данвуди, – осторожно ответил жестянщик.

– Но так ли это?

– Я не говорю, что не так.

– Вы были сегодня вечером в Тиллиедруме?

– Вроде, да.

– Вроде?

– Я не уверен.

– Почему?

– Потому что я хитрый.

– В камеру его! – закричал Холливелл, теряя терпение.

– Предоставьте его мне, – сказал шериф, – Я понимаю, что это за человек. Итак, Данвуди, что ты делал в Тиллидруме?

– Я нанимал парня на место секретаря, – ответил Данвуди, падая в сеть шерифа.

– Что ты сам?

– Я не хочу быть жестянщиком, чтобы торговать.

– А Вы, простой жестянщик, смеете указывать мне, что адвокат хотел взять вашего сына в свой кабинет? Будьте осторожны, Данвуди.

– Ну что ж, тогда этот парень очень образован, а у меня есть ещё, и именно так писатель должен был взять его и сделать из него джентльмена.

– Я узнал от соседей, – пояснил полицейский, – Что это отчасти правда, но что заставляет нас подозревать его, так это то, что он оставил парня в Тиллиедруме, и всё же, когда он вернулся домой, первый человек, которого он увидел у камина, и был тот парень. Парень убежал домой, и причина этого явно заключалась в том, что он слышал о наших приготовлениях и хотел встревожить город.

– Кажется, в этом что-то есть, Данвуди, – сказал шериф, – И если Вы не можете объяснить этого, я должен держать вас под стражей.

– Я выложу всё начистоту, – ответил Данвуди, видя, что в этом вопросе правда лучше, – Парень был категорически против того, чтобы его сделали джентльменом, и когда он увидел, какую жизнь ему придётся вести, с чистыми руками, чистыми штанами и без пятен на бриджах, его сердце воспротивилось благородству ещё сильнее, чем когда-либо, и он убежал домой. Да, я разозлился, когда увидел его у камина, но он сказал мне: «Как бы ты хотел сам стать джентльменом, отец?» – и это так подействовало на меня, что я решил дать ему шанс.

Другой заключенный, Дэйв Лэндолинадс, столкнулся с Данвуди.

– Джон Данвуди невиновен, как и я сам, – сказал Дэйв, – А я совершенно невиновен. Тревогу забила не Джин, а египтянка. Вот что я вам скажу, шериф, если это сделает меня невиновным, я представлю вам египтянку такой, какой я её видел, и Вам будет легче её поймать.

– Вы честный человек, – сказал шериф.

– Пусть меня выпорют, – радушно прорычал Холливелл.

– Для чего ей, вмешиваться в чужие дела? – справедливо продолжал Дэйв, – Девчонка не из Трамса, и потому говорю: «Пусть закон покарает её».

– Ты послушаешь такую сволочь, Риах? – спросил Холливелл.

– Безусловно. Говори, Лэндолинадс.