Тайна леса при лунном свете взволновала юного служителя. Его взгляд остановился на сияющих корнях, и он вспомнил, что ему рассказывали о легенде про могучий Каддамский лес, что когда-то на его опушку выбежала прекраснейшая девушка, задыхаясь от испуга, потому что её преследовал злодей, а едва подошёл поближе, та немного отбежала в лес, а он преследовал её, и та всё бежала, а он всё преследовал, пока оба не заблудились окончательно- нынче кости её преследователя покоятся под буком, но и сейчас ещё тёплой ночью можно услышать в лесу пение леди, ставшей весёлым духом, но душа плачет, когда дует сильный ветер, потому что вспоминает, как была смертной и искала выход из леса.

Белка соскользнула с ели и исчезла. Удары топора прекратились. Ничего подобного не было видно. Ветер, гнездящийся на деревьях, кружил вокруг множеством голосов, которые никогда не поднимались выше шёпота и часто были лишь эхом вздоха.

Гэвин слышал ранее о легенде Каддамского леса, где дева-красавица вечно бродит, ожидая того, кто настолько чист, что сможет её увидеть. В этих поисках будет бродить по вершинам деревьев лишь при свете луны и однажды ночью он услышит её пение. Юный служитель глубоко вздохнул, наступив ногой на ломкую ветку. Потом опомнившись, он наклонился, чтобы поднять свой посох. Но он не поднял его, потому едва он сомкнул над ним пальцы, как раздалось пение леди.

Возможно с минуту Гэвин стоял неподвижно, как нарушитель. Затем он побежал на пение, которое, казалось, исходило от Ветреного холма с прямой дороги в Каддамский лес, которую крестьяне используют летом, но в конце года возвращаются к листве и лужам. На Ветреном холме либо нет ветра, либо он так силён, что несётся сквозь решето, как армия, входит с воплем ужаса и убегает с насмешливым воем. Луна пересекала проспект. Но Гэвин видел только певицу.

Она всё ещё оставалась в пятидесяти ярдах от него, иногда радостно пела и снова позволяла своему телу слегка раскачиваться, когда она поднималась, танцуя, вверх по Ветренному холму. Вскоре она оказалась в нескольких футах от юного служителя, для которого пение, за исключением тех случаев, когда оно фальшиво, было подозрительным, а танец – уловкой дьявола. Его рука гневно вытянулась, и он намеревался вынести приговор этой женщине.

Но та прошла, не осознавая его присутствия, а он молчал и не двигался. Хотя на самом деле она была среднего роста, в глазах Гэвина казалась маленькой, в то время как он всегда чувствовал себя высоким и полным, за исключением тех случаев, когда он смотрел вниз. Изящество её покачивающейся фигуры было для него в новинку. Только когда она проходила, он увидел в ней мерцание цвета, цыганскую фею, плохо одетую, обнажившую босые ноги из-под короткой зелёной юбки, а из чёрных волос небрежно торчала гроздь ягод рябины. Её лицо было бледным. А поступь источала красоту ангела. Гэвин замялся.

Тем не менее, она продолжала танцевать, но была очень осязаема, потому что, когда подошла к мутной воде и пошлёпала по ней ногами, вскинув руки и танцуя ещё распутнее, чем раньше. Бриллиант на её пальце выстрелил огненной нитью над прудом Несомненно, порождение дьявола.

Гэвин выскочил на большак, и незнакомка, услышав его, обернулась. Он пытался сурово вскрикнуть:

– Женщина! – но потерял дар речи, ибо теперь она заметила его, засмеялась и поманила, передёрнув плечами, а он погрозил ей кулаком. Она споткнулась, но чаще оборачивалась, и, насмехаясь, манила, а он забыл и о своём достоинстве и своей кафедре и вообще обо всём, побежал за ней. Он преследовал её вверх до Виндигула, и хорошо, что регента поблизости не было. Девушка подошла к выходу на проспект и, поцеловав Гэвину руку, снова сверкнув при этом своим перстнем, исчезла.