Я кивнул, вспоминая те далёкие дни. Тогда, в подземельях под Орешником, я в самом деле полагался не только на логику, но и на какое-то внутреннее чутьё. Словно что-то подсказывало мне правильный путь. Но мне казалось, что каждый гоблин должен обладать таким чутьём, мы же живём в подземельях.

– Да, помню, – сказал я. – Но как это связано с нашей машиной?

– А что, если мышление – это не только логические операции? – Глойда наклонилась ближе к чертежу. – Что, если есть ещё что-то? Какие-то… образы, ощущения, связи между идеями, которые нельзя выразить через «истинно» и «ложно»?

Я задумался над её словами. В последние месяцы я всё больше сомневался в правильности нашего подхода. Мы строили машину по принципам, которые поняли из трудов Пропра, но что, если этого действительно недостаточно?

– Тогда как нам это учесть? – спросил я. – Мы не можем создать машину, которая «чувствует» правильный ответ.

– Почему нет? – возразила Глойда. – Посмотри на мехамух. Они же как-то принимают решения, не имея полной информации. Они находят дорогу, избегают препятствий, выбирают оптимальный маршрут. Разве это не похоже на интуицию?

Она была права. Мехамухи в самом деле демонстрировали поведение, которое трудно объяснить простой логикой. Но как воспроизвести это в нашей машине?

– Может быть, дело в том, как мы используем старшие руны? – предположил я. – Мы применяем их только для усиления логических операций. А что, если они могут делать больше?

Глойда оживилась:

– Именно! Помнишь, что писала Трюггла в книге по белой магии? Разные типы магии можно комбинировать. А что, если существуют комбинации рун, которые создают не логические, а… как бы это назвать… ассоциативные связи?

Эта мысль показалась мне интригующей. Мы воистину использовали руны довольно примитивно, следуя только тем принципам, которые изучили в учебниках по магии. Но что, если возможности рун гораздо шире?

– Но как это проверить? – спросил я. – У нас нет ничего для создания таких… ассоциативных связей. Никто никогда ничего подобного не делал.

– Тогда нужно создать новый метод, – решительно сказала Глойда. – Или найти того, кто знает больше нас о природе магических эманаций.

Я посмотрел на неё с удивлением. За два года работы она ни разу не предлагала обратиться за помощью к кому-то ещё. Мы оба были слишком увлечены идеей самостоятельно разгадать тайну мышления.

– И к кому же нам обратиться? – спросил я.

– Может быть, снова к Трюггле? – предложила она. – Или к мастеру Вайглю? Он говорил о передаче сообщений между объектами. Возможно, он знает что-то, что поможет нам понять, как создать более сложные связи в нашей машине.

Я отпил ещё глоток чая, размышляя над её словами. Идея путешествия за новыми знаниями казалась разумной. Мы зашли в тупик, работая в изоляции.

– Хорошо, – сказал я наконец. – Но сначала давай попробуем ещё раз разобраться с тем, что у нас есть. Может быть, мы упускаем что-то очевидное.

Я снова взял в руки механический блок и внимательно осмотрел его поверхность. Старшие руны были выгравированы с математической точностью – каждая линия, каждый изгиб соответствовал описаниям из древнего трактата. Но что-то всё равно было не так.

– Давай попробуем ещё раз, – сказал я, поворачивая ключ активации.

Механизм ожил. Внутри что-то щёлкнуло, и я услышал знакомое жужжание шестерёнок. Руны начали светиться тусклым голубоватым светом, показывая, что магические эманации циркулируют по схеме. Я подождал несколько секунд, затем подал на вход простейший логический сигнал – комбинацию рун, означающую «истинно».

Машина отреагировала предсказуемо. Выходные руны засветились в соответствии с заложенной логикой, показывая правильный результат. Но это было всё – никаких признаков самостоятельного мышления, никаких неожиданных реакций.