Яд Таня Коврижка

Вот идет она, бежавшая от тюрьмы и с пьедестала: цепи прочь, корона прочь, нимб прочь; просто живая женщина.

Here she comes, running, out of prison and off the pedestal: chains off, crown off, halo off, just a live woman.

Шарлота Перкинс Гилман

«Яд» – это точная, глубокая и очень откровенная рефлексия на тему современного материнства. Материнства, в котором смешались стыд, общественное порицание и торговая марка «Идеальное родительство». Каждое слово отзовется болезненным узнаванием в душе любой достаточно хорошей матери. «Ты не одна», – говорит своей историей автор. Очень важная книга, которую хотелось бы дать прочитать не только каждой маме, но еще и всем, кто ее окружает.

Татьяна Шеремет, журналист, блогер, мама троих детей

© Таня Коврижка, 2024

© Издание, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2024

Допустимая дистанция в очереди к кассе – не меньше метра, для этого на пол наклеили полоски красного скотча, но никто, даже кассир за пластиковой перегородкой, не следил за соблюдением этого правила. Войдя в квартиру, Максим сказал, что какие-то пьянчужки жались ко всем и один из них даже кашлянул. Я взяла из его рук пакет и тканевую маску – ее, по пути на кухню, закинула в барабан стиральной машины, а муж снял с крючка у двери чистую. Пока я разбирала покупки, он снова открыл входную дверь и забрал из подъезда то, что прятал, – сюрприз.

До пандемии в наших жилищах были лишь срезанные цветы. В душной комнатушке на городских прудах Хабаровска, в шести полупустых квартирах Воронежа и теперь – в темени Петербурга. Дважды в месяц муж приносил букеты (с зарплатой и авансом), а я искренне умилялась нашей старомодной традиции.

Когда цветочные магазины закрылись – кто-то на время локдауна, а кто-то навсегда, – Максим принес горшечную орхидею из прикассовой зоны Магнита. Экзотичное нежно-розовое начало. Весь мир может катиться с горки, а мы будем сидеть в собственных джунглях, растить детей, вкусно есть и нежно обниматься.

То есть растить цветы буду только я, а обниматься вместе, но все равно заманчиво. Я загорелась. Купила кактусы, спатифиллумы разных сор тов и заставила пять косточек авокадо выпустить из треснувшего тела тонкие стволы будущего дерева. За несколько месяцев дом действительно оброс, если не джунглями, то кустами. Фикусы, хедеры и фиттонии. Метры мясистой хойи, быстрорастущий сингониум и несколько видов филодендрона. В кухне плелась по стене комнатная березка – циссус.

Я покупала у бабушек, сидящих напротив метро, неказистые без цветения декабристы, высокие щучьи хвосты и плотные долларовые деревья. Народные названия за 30 лет не изменились, такие же цветы стояли на подоконниках матери. Из ее арсенала я не покупала только алоэ – горький вкус капель от насморка, сделанных из отломанного колючего щупальца, моментально прокатывается по горлу, стоит посмотреть на растение. Для райских садов не подходит.

Конечно, я не помню каждый цветок – большинство из перечисленных не пережили и первую осень. Я смотрю на фотографии: снимаю каждую покупку, блюдо или свой наряд в нескольких ракурсах. Облачное хранилище – подробный визуальный дневник.

Диффенбахию, небольшой пестрый куст, я принесла из маленького магазинчика, одного из немногих сохранившихся, в четверг, 23 июля 2020 года. Сфотографировала на устройство Huawei LLD-L31 в 16:13, 16:13, 16:22 и 16:23.

Дочь отравилась ею 10 августа.

С того дня есть всего четыре снимка: чистая, полезная, лекарственная ромашка (ирония!), снятая на утренней прогулке с детьми. После нее – визуальная тишина на двое суток.

Двумя днями ранее – девяносто восемь файлов из океанариума; за день до – одиннадцать снимков милого чтения на кухне девчонками в одних трусишках; утром – четыре фотографии крошечной головки ромашки; после – ничего. Это тоже свидетельство, но все-таки дату я взяла из медицинских документов.

В тот магазин мы ходили вместе: я, Макс и наши дочери. Диана – старшая, Алиса – младшая. На пути к дому Алиса захотела выбраться из коляски, и я вела ее за руку. Кажется, в коляску села Диана, обычное дело во взращивании погодков. Я держала куст в локтевом сгибе, и узорчатые листья немного приминались подмышкой, покачивались в такт шагам. Уже перед самым домом, буквально на повороте во двор, навстречу вышла незнакомая женщина. Я совершенно не помню, как она выглядела, только как схватила меня за этот согнутый локоть и вскричала, глядя прямо в диффенбахию:

– Что же вы делаете? Это же яд!

Я отшатнулась, потянув за собой дочь. Сделала лицо «Какая бесцеремонность!» и фыркнула вслух. А женщина приложила руку туда, где обычно представляют местонахождение сердца, и вытянула лицо так, будто перед ней не молодая мать, а сама Екатерина Медичи. Эту сцену прервал муж, он пытался закатить коляску на потрескавшийся тротуар, и грохот раздался эхом. Увидев второго ребенка, женщина перекрестила всех нас по очереди и убежала.

– Что это было? – спросил Максим.

– Больная какая-то, – ответила я. И, поднимаясь на наш этаж, загуглила диффенбахию.

«Сок этого растения ядовит для людей и животных. Попав на кожу, он может вызвать серьезные ожоги. Если сок попадет в желудок, могут возникнуть отек гортани и языка, нарушение зрения, перебои в работе сердца, анафилактический шок».

Я стала больше фотографировать в конце первой беременности, ожидание накопилось во мне, снимки – в памяти телефона. Выложить и то и другое было чем-то естественным. Радость рождения первенца: смотрите, вот пеленальный столик, а это стопка милых детских вещичек. Неужели ребенок будет такого размера?

В конце второго срока, раздутая, отекшая, я потащила нас всех в черемуховые сады. Было слишком жарко для начала мая, фотографы писали на своих страничках, что нужно торопиться: цветы горят и осыпаются. Я забронировала время, обошла два торговых центра в поисках простой, но стильной одежды. В день съемкимы с Максом поругались, я плакала в такси.

До ПДР оставалось чуть больше двух недель, я писала фотографине каждый день:

«Ну дай хоть что-то. Обработай три штучки. Мне только для соцсетей».

Она прислала карточку, где я стою боком, живот облепило белое платье-рубашка, разглядываю ветку черемухи так, будто в грозди маленьких белых пятилепестковых цветочков кроются ответы на все вечные вопросы. Не самая удачная фотография.

Я положила руку на живот – давило и болело не больше обычного. Заглянула в трусы – никаких изменений. Можно было подождать фото получше. Я один за одним открывала посты знаменитых мам-блогерок. Они такие банальности, как черемуховые сады, еще в самом начале 2010-х во время первой беременности постили. А теперь уже вторую, третью, четвертую (!) снимали на Бали, голые, прикрываются большими листьями бамбука. Или в полях лаванды, фиолетовые цветочки упираются головками в лобок. И лица у всех мам такие счастливые.

Я возвращаюсь к своей черемухе и слышу сквозь кадр, как бешено щелкает фотоаппарат, через два дерева орет Диана, Макс отвлекает ее сладостями:

– Скоро, скоро домой. Сейчас мама закончит.

Алиса не собиралась на выход до последнего дня сороковой недели, и я умаялась, растянулась, мечтала разродиться любым из способов, зато успела опубликовать три подборки. Под последней восемьдесят лайков, пятнадцать комментариев – почти все от интернет-подружек. С большинством мы «вместе рожали» первого ребенка, но появились и новенькие, с кем в один год будем рожать очередного. Обсуждать умелки детей, советоваться насчет прикорма. Я захожу в их профили, и там тоже нет лаванды и бамбука, но и черемуховых садов нет. Если так подумать, мои подборки очень даже ничего.

Я приехала в роддом сама в положенный день. Один профессиональный осмотр – и родовая деятельность началась. Второй раз сильно отличался от первого – родила как чихнула. Стажерка, помогавшая акушерке, приложила Алису к груди и спросила:

– Вас сфотографировать?

Это был очень счастливый день.

Я все пытаюсь вспомнить: были ли в том тесном цветочном магазинчике дети? Напрягаюсь, тужусь, но не могу увидеть.

Рассуждаю логически: к входу в магазин ведет лестница без пандуса, коляску мы бы не затащили, а значит, Макс и коляска на улице, но где дети? Стоят с ним, и я тороплюсь, выбираю цветок наспех, пока эти две обезьянки не свели его с ума? Но они так любят заходить в магазины со мной. Наверняка обе, или хотя бы Алиса, напросились. Кажется, со мной зашла только Диана, но стала трогать керамические горшки, облизала статуэтку с лягушкой, и я ее вывела наружу. А может, это было в другой раз…

Как же узнать, видела ли продавщица моих детей? Если да, то это и ее вина.

Я рассказала о яде мужу, и мы рассудили так: ни один комнатный цветок в доме не предназначен для питания; если уж стремиться к идеалу, то стоило бы выкинуть все моющие и чистящие средства, а ножи заменить на палки; и вообще, с каких это пор мы принимаем во внимание мнение постороннего человека? Мы даже отказались кормить борщом пятимесячного ребенка (посоветовала мать мужа) и откусывать младенцам ногти вместо стрижки (моя мать), а тут какая-то незнакомка.