Я все равно буду счастлива, мама… Яна Самохвалова-Юсфи

ПРОЛОГ

Она так и не вернулась. Всё произошло внезапно. Никто тогда ничего не понял – и до сих пор не знает, что случилось. Хотя с тех пор прошло уже несколько лет.

Я лечу рейсом Киев–Париж и безуспешно пытаюсь выудить из памяти какое-то воспоминание. Но оно постоянно ускользает. Это раздражает до зуда в теле.

Обычно я могу положиться на свою память: она, как старый добрый «Зенит», одним щелчком схватывает детали и бережно складывает их в архив. Даже десятилетия спустя кадры остаются почти нетронутыми. Особенно те, на которых она – Алиса. Эти снимки не выцветают. Бумага у них хорошая, плотная.

Замечаю, что ерзаю на сиденье: нервный зуд поднимается вверх по позвоночнику и сдавливает грудную клетку. Нет, только не это.

Я бросаю встревоженный взгляд на соседа слева – добродушного француза с усиками, – и на молодую женщину справа. Пытаюсь справиться с внезапной влагой в глазах. Какая глупость. Как будто можно смириться с утратой любимого человека.

Эта история – о ней. О моей троюродной сестре, к которой я испытывал…

«Гусь, почему говоришь в прошедшем времени?!» – одёргивает меня внутренний голос. Или это возмущается она, Алиса? Ведь только ей дозволено звать меня Гусём – моя фамилия Гусев.

Испытываю.

Я мысленно поправляю себя: о моей сестре, к которой я испытываю нежные чувства, как к родной.

Мы по-настоящему сблизились в подростковом возрасте: ей было пятнадцать, мне – одиннадцать. Почти сразу между нами установились доверительные отношения, и с тех пор наша дружба только крепла.

Правда, когда Алиса уехала во Францию – это было в начале двухтысячных, – мы на какое-то время потерялись. Но потом, благодаря Скайпу и соцсетям, наши беседы по душам возобновились.

– Мадам Алиса, – подшучивал я.

– Да-да, шерше ля фам, – смеялась она в ответ.

Нам всегда было весело вместе. Наверняка у вас такое бывало: один скажет какую-нибудь глупость, в которой нет ничего смешного, но вдруг на вас обоих накатывает безудержное веселье, будто вы слегка под хмельком.

Жжение в глазах не утихает. Дьявол! Уже подали бы, что ли, выпить? Почти час в воздухе.

Я вытягиваю шею, выискивая глазами стюардессу. Никого. Ну как тут не заругаться? Украинские авиалинии, чтоб их… Летели бы с Air France – уже, наверное, предложили бы Бордо. Ну, в худшем случае – Божоле.

Около месяца назад мне позвонили дети Алисы по скайпу. Я сильно удивился: скайпом я не пользуюсь уже несколько лет, предпочитая ему вайбер и ватсап. Но с компьютера программу не убрал – мало ли что. И, как оказалось, правильно сделал.

Когда на экране всплыла надпись «Алиса», я подпрыгнул на месте. Сердце ухнуло куда-то в пятки. За какие-то доли секунды я успел почувствовать всё сразу – изумление, радость и… страх. Боязнь снова услышать плохую новость. Как в тот день…

Я быстрым движением нажал на зелёную трубку. На экране – трое. Мои троюродные племянники. Они жались друг к другу и смущённо улыбались. Как же они повзрослели!

Старшему, Юре, почти тридцать, Денису – двадцать восемь. Статные, широкоплечие шатены: один посветлее, другой потемнее. У обоих – правильные, как у матери, черты лица, приятные улыбки, красивые зубы, зелёные глаза.

Я невольно залюбовался ими – и поймал себя на том, что в голосе прозвучала дрожь, когда сказал «привет». Они переглянулись и ободряюще улыбнулись мне. Каждый на свой лад.

Кареглазой, с густой шевелюрой Надюше недавно исполнилось девятнадцать. Её, рождённую во Франции, я знал хуже всех. Ничего «сестрёнкиного» я в ней не нашёл – разве что этот всепонимающий, открытый взгляд с прыгающим в нём озорным огоньком. Всё остальное – от отца: не наш типаж, но красивый. Алиса смеялась: «Это всё его гены, североафриканские!»

Сестра гордилась своими детьми, души в них не чаяла. Они были не единственным её достижением и радостью. Она любила – и была любима. Имела работу, которая ей нравилась, и друзей, которые дорожили ею.

А ещё – с удовольствием писала роман, основанный на реальных событиях своей жизни.

К его написанию её подтолкнул поступок моей троюродной тётушки: Алисе нужно было выплеснуть на бумагу всё накопленное – эмоции, боль, горечь. Но об этом она сама расскажет на этих страницах.

Книга – исповедь в жанре автофикшн, как она её называла, – давалась ей нелегко. Алиса часто сомневалась в себе, придиралась, называла себя «хреновым писателем», злилась на собственную неуверенность. Забрасывала работу, говоря, что устала бороться со своим несовершенством. Но потом возвращалась. Обязательно. Всегда.

Она объясняла это так:

– Понимаешь, мною уже проделана большая работа. Не бросать же на полпути! Это было бы несерьёзно.

Помню, как, узнав об этой её задумке, я спросил:

– А тебе это зачем? Выставлять свою мать в неприглядном свете – даже если всё написанное правда – понравится не каждому. Это у вас там, в Европе, особое… – не удержался я от иронии, – отношение к родителям. А у нас – по-другому. Смотри, сестра, как бы тебя не заклевали. Я-то тебя знаю: твоя откровенность порой шокирует. Я это качество люблю, ценю. А вот другие…

На что Алиса ответила:

«Зачем мне это?.. Хм. Чтобы разобраться в случившемся. А для этого, как мне кажется, нужно сначала разобраться в себе. Но есть и другая причина. Даже важнее. Я хочу, чтобы через мою историю все матери – настоящие и будущие – поняли, как не надо обращаться со своим ребёнком. Сегодня все учат, как надо: как воспитывать – бррр, ненавижу это слово! – как разговаривать, как мотивировать, и тэдэ, и тэпэ.

Но никто не говорит, чего делать не нужно, чтобы не навредить. Не сломать ему жизнь. Если у меня получится хорошо написать, то, дай бог, исполнится моя мечта: чтобы как можно больше родителей осознали, какой вред своими словами и поступками они могут иногда причинить своим детям. Понимаешь?

И, Гусёнок, не переживай – я изменила все имена, даты и места действия».

Да, Алиса не боялась пробовать жизнь на вкус, не зная, что ждёт её впереди: шоколад или уксус. И если попадался уксус, она почти всегда находила ложку соды, чтобы его нейтрализовать.

Её исчезновение до сих пор остаётся для всех загадкой. Алиса вышла из дома побродить по своему спальному району – как любила это делать, – и не вернулась.

Поиски ничего не дали. Никакой записки она не оставила. Из дома ничего не пропало. Сестра как в воду канула.

И это – самое тяжёлое. Когда не знаешь, что с человеком случилось, а потому не можешь по-настоящему погоревать, оплакать, примириться с потерей. Потому что в глубине души живёт крохотная надежда: а вдруг пропавший всё-таки жив.

… По скайпу говорил в основном Денис. Из них троих он был единственным, кто хоть немного говорит и понимает по-русски. Изъясняется коряво, но понять можно. Юра вставлял время от времени по паре простеньких слов. Надя молчала, морщась от напряжения – было видно, что она тоже хотела бы участвовать в разговоре, но просто не может. «Привет, дядя Серёжа» и «Спасибо, пока» – вот и весь её словарный запас.

– Серёжа, у нас к тебе большая просьба, – начал Денис, когда затянувшиеся приветствия исчерпали себя. – Мы хотим перевести мамину рукопись на французский. Ведь мы почти ничего не знаем о ней – ни о её жизни до эмиграции, ни о наших корнях. А на её компьютере и флешках – куча файлов. Всё на русском. Плюс ещё тетради, листки, блокноты, какие-то записки от руки… Мы в этом не разберёмся.

Итак, мне было поручено найти основной файл рукописи Алисы.

– Братишка, ура! Два года мучений и сомнений – и вот я наконец его закончила! – сообщила как-то она радостную новость. Сестра вся сияла.

Она открыла шампанское по ту сторону экрана. Мне пришлось довольствоваться пивом. Мы «подняли бокалы» и чокнулись через монитор.

…И вот теперь, сидя в самолёте, я поймал себя на мысли, что рассказываю эту историю соседке. Она слушает с неподдельным интересом. Задумалась.

Прислушивается и француз (видимо, понимает по-русски), чуть подавшись в мою сторону – насколько позволяют правила приличия. Но виду не подаёт: уткнулся в журнал La Revue.

Объявили посадку. Я замолчал.

Мужчина вытащил из кармана визитку и, извинившись за то, что подслушивал, робко протянул её мне. Попросил связаться, если книга выйдет на французском. Сказал, что купит её – и оплатит все расходы.

Женщина спохватилась и последовала его примеру, продиктовав мне свои контакты.

Признаться, я был приятно удивлён проявленным интересом к истории сестры.

Но ещё большее удивление ждало меня впереди.

Вот история Алисы.

Я, как и обещал, отправил её тем, кто тогда, в небе, первыми заинтересовались ею.

А теперь – передаю её вам.

ИСТОРИЯ АЛИСЫ, РАССКАЗАННАЯ ЕЮ САМОЙ

Я сижу в парке Барбье на лавочке, наблюдая за прохожими: влюблённые пары, родители с детьми, велосипедисты, пожилые люди, владельцы собак. Жизнь вокруг течёт своим чередом. Люди прогуливаются, торопятся, смеются, ссорятся, беседуют по телефону. Мир живёт своей жизнью, не замечая моей боли. За полчаса он ни на секунду не остановился.

Я нащупываю в сумке блокнот, провожу пальцем по рельефной обложке – алая кожа, по которой грациозно бегут позолоченные жирафы. Я купила его по дороге сюда, в магазине канцелярских товаров. Просто зашла, просто взяла с полки, просто рассчиталась на кассе.

Просто.

Как будто можно просто взять и написать, что делать дальше.