Дитя хлопает в ладошки, захватывает трофей и мчится назад, к мультикам.

– Спасибо Лера и Юля! – кричит она почти счастливо.

– Зачем ты это делаешь? – упрекает меня Лерочка. – Это же лишние калории на ночь. Девочкам как бы нельзя расслабляться. Ладно бы ты Никитосу отдала, – пилит она меня. – У Никитоса всё перегорит от его бесконечного буйства.

– Это дополнительные эндорфины, – оправдываюсь жалко я. – Зима, холодно. Пусть погреется и порадуется.

– Не заменяй одни понятия другими, – отчитывает меня подруга. – Ты просто её жалеешь и закармливаешь, делаешь счастливее за счёт сладкого! А вообще достаточно было поцеловать, слова какие-нибудь хорошие сказать!

Лерочка у нас – психолог, который обязательно однажды сделает себе великое имя. Она как раз к этому стремится, и у неё обязательно всё будет со временем, я уверена.

– Но вернёмся к нашим баранам, то есть мужчинам, – переключается она с одной утюжки на другую. – Это прекрасно, что он появился, твой безупречный Вересов. Как раз будет возможность рассмотреть, привыкнуть, адаптироваться и либо влюбиться окончательно, либо разочароваться. Чую, ты ещё не раз с ним столкнёшься. И это прекрасно! – говорит она последнее слово почти шёпотом, с опаской оглядываясь на дверь. – Лучше и придумать нельзя! Не зря я тебе советовала присмотреться к Островскому. Просто великолепный кладезь нужных связей, раз уж сам он занят окончательно и бесповоротно.

Это Лерочка. Моя подруга. Полная оптимизма и всяческих идей. И я понимаю, что это только начало. Сейчас она примерится и войдёт в роль ювелира, который из моего алмаза срочно примется делать бриллиант.

4. Глава 4

В общем, у меня было время адаптироваться. Вересов стал появляться в нашем офисе довольно часто. Они о чём-то без конца спорили с Островским, вели долгие беседы, чем-то занимались, полагаю, к работе не относящемуся.

Во все подробности их семейных посиделок я была не посвящена: меня не допускали к важным переговорам за закрытой дверью. Наверное, потому, что я не относилась к трепетному слову «семья».

Да я и не особо рвалась любопытствовать.

– Но ты бы хоть подслушала немного! – учила меня плохому Лерочка. Я не поддавалась на провокации.

Да, мне было любопытно. Из разрозненных фраз, отдельных поручений я понимала: дело как-то касается наследства от их общего отца и невесты Богдана Артёмовича. Что творилось за кадром – тайна. Но я как бы считала неэтичным совать нос туда, куда меня не приглашали. У меня и без тандема Островский-Вересов хватало своих забот.

Во-первых, близился Новый год, а это значит, что нужно было купить хоть какие-то подарки детям, строго распланировать бюджет, чтобы хватало на жизнь, и как-то выкроить деньги на приходящую няню, которая бы частично освободила меня от поездок из одного района города в другой.

Это была очень большая проблема: Алька жила на съёмной квартире с детьми. Дети там ходили в школу и садик. На тренировку Никитосу приходилось ехать на метро и ещё троллейбусом.

С этим он справлялся самостоятельно, однако существовало несколько очень весомых «но»: в силу своего взрывного характера или «везучести» он часто попадал во всякого рода передряги. То ему лицо начистят, потому что кто-то там косо взглянул или задел, то он без конца кого-то пытался защитить, потому что воспитали его слишком принципиальным и правильным. Поэтому по вечерам, с тренировок, его ещё Алька забирала, а я только подхватила упавшее знамя.

Жили мы теперь у меня. Квартира досталась от бабушки. К сожалению, находилась она очень далеко и от школы, и от садика. Вопрос стоял ребром: со следующего года я собиралась переводить Никиту в другую школу. Со спортивным уклоном и недалеко от дома. Всё равно часть его одноклассников уйдёт.