Вроде бы всё обговорили, и Никита согласился (не без психов и возмущений, к сожалению), но на душе всё равно было неспокойно. Линку я собиралась перевести в другой детский сад уже после Нового года – как раз освобождалось место. Тем более, что у нас вышел достаточно неприятный конфликт из-за её рукоприкладства к Назару.

– Ваша девочка дерётся, как мальчик! – ругала меня суровая Нина Петровна. – Это не просто дети поругались и ладошками друг друга помутузили. Нет. У неё поставлен удар. Я знаю, что говорю. Я мать двоих мальчишек. А вы знаете, кто родители Назара? Благодарите Бога, что она ему нос не сломала! Молитесь чаще, дорогая моя. Я скажу вам прямо: ребёнок изменился. Я всё понимаю: вы слишком молоды и неопытны, а у детей не стало матери, но это не повод, чтобы девочка росла во вседозволенности и как придорожная трава. Вы ей ещё больше внимания уделять должны! Раз уж так случилось!

Да, конечно. Я всем должна. Никто только не рассказал, как везде успевать, когда надо и детей воспитывать, и деньги зарабатывать, и шефу угодить, который нередко просил то задержаться, то сопровождать его на какие-нибудь важные для него мероприятия.

В такие моменты меня очень выручала Лерочка. Изредка – мама. На маме ещё папа висел парализованный. Я им тоже пыталась хоть немного помогать, но изредка выдавались критические моменты, когда я звонила маме и просила выручить.

В общем, я крутилась, как могла. Пыталась, как та обезьяна в анекдоте: и и умная, и к красивая – и хоть разорвись.

Во-вторых, Лерочка снова была права: шок прошёл, и Вересов перестал на меня действовать так, как это случилось, когда он пришёл в первый раз.

Нет, я не скажу, что его магнетическое притяжение исчезло. Просто я притерпелась, пришла в себя, научилась с этим жить, когда Юра Вересов рядом, а я уже не падаю в обморок.

Меня вообще бесила его снисходительная манера беседовать со мной так, будто я маленькая девочка или душевнобольная. Судя по всему, он был невысокого мнения о моих умственных способностях. И смотрел, как на дверь или окно. С другими девушками он общался немного по-другому. А я будто декорация, элемент интерьера. Забавная блондинка, у который мозг размером с булавочную головку.

Это придавало мне твёрдости и затаённого злорадства. Я решила, что однажды припомню ему все эти взгляды, все эти разговоры ни о чём, когда он лениво тянул звуки, проговаривая слова тщательно, наверное, чтобы я его хорошо понимала.

– Юлечка, сделайте нам кофе, пожалуйста, – и глазами хлоп-хлоп.

Глаза у него не как у Островского, другие. Тёпло-карие, затягивающие. И это не только моё предвзятое мнение. Юра Вересов был тем, по ком вздыхали девушки в нашем офисе. Бегали украдкой на него посмотреть. Благо, их было немного – не тот бизнес, чтобы плодить женское царство, но даже Галочка, тот самый спец по кадрам, что меня принимала, не раз цокала языком:

– Хорош, как же хорош! Просто картинка! Да и характер замечательный. Вот уж кому-то достанется сокровище!

Мне так и хотелось ей сказать: сокровища обычно спрятаны подальше, потому что от них никогда не знаешь, чего ожидать. А уж если учесть, что Юрочке тридцать три годика стукнуло, а он так и не нашёл птицу своей мечты, не окольцевался и не брачевался узами семейными, значит не всё так просто.

Но во мне попросту говорила некая ревность. Я бы спрятала его понадёжнее, чтобы никто не пялился. Не могла сказать: он мой, увы. Но и равнодушно взирать, как его поедают взглядами, строят глазки, хихикают, тоже не могла.

Ничей. Сам по себе. Но такой обаятельный и внимательный… Он дарил мне шоколадки и печенье к чаю. Делал комплименты. Такие – стандартно-равнодушные, но сказанные так, что я невольно верила в искренность его слов. Но не обольщалась.