У него больше возможностей. А Островский, ослеплённый любовью, вряд ли замечал подобные мелочи. Ведь на работу Юля всегда ходила, как на праздник. Безукоризненная одежда, строгий дресс-код, идеальная причёска и неброский макияж. В будни она выглядела куда интереснее, чем на выставке, где Юра увидел её впервые.

Тогда он просто внимания почти на неё не обратил, потому что она походила на безжизненную маску с приклеенной улыбкой.

Юля была красивой, очень. Но красотой, что не сразу бросается в глаза, а раскрывается постепенно. Он всё время сравнивал её с белым цветком, с бутоном, в котором плотно сжаты все лепестки. И кто знает, что они хранят? Что откроется, когда бутон распустится?

Невольно Вересов представлял. Это происходило вне зависимости, хотел он этого или нет. Чему она радуется, чему печалится? В какие моменты на её губах расцветает улыбка?

Составляя список покупок, он гадал: как она ходит по магазинам? Радует ли это её, как других девушек? Именно поэтому он набивался в эксперты, чтобы наблюдать. Цапелька не захотела. И купила ровно то, что он обозначил, проигнорировав приписку: «и на своё усмотрение».

Своего усмотрения у Юли то ли не было, то ли она посчитала лишним вольно тратить чужие деньги. Это тоже интриговало.

Юра поймал себя на том, что Юленьки слишком много в его мыслях. И да, ему нравилось за ней наблюдать.

За тем, как сходятся брови на переносице, когда она смотрела то в планшет, то на галстук. Как ловко сновали её пальцы. Как чётко и без ошибок она делала то, чего ей никогда не приходилось делать раньше.

– Стойте ровно! – то ли ворчала, то ли приказывала. – Немного терпения! – и он замирал, впитывая в себя волны, что шли от этой девушки. Уверенные какие-то, спокойные.

Он бы сказал – холодные, хоть не чувствовал никакого обледенения, но всё же так бы и охарактеризовал её образ. Нечто глубинное, как айсберги. Искрящееся, как снег. Вкусное, как студёная родниковая вода, от которой ломит зубы, но невозможно оторваться.

– Порядок! – прихлопнула она идеальный узел ладонью, а Юре захотелось потрогать её пальцы. Если они холодные, то согреть. Но он не решился. Слишком всё сложно, особенно после её заявления «я не буду с вами спать».

– Может, успеем, заедете и переоденетесь? – мельком посмотрел Вересов на часы.

– Нет, – покачала она головой. – В этот раз пусть будет так. В следующий я вас не подведу.

И столько спокойной уверенности в её голосе… Вересову захотелось в это поверить. Что не подведёт. Будет рядом. Подстрахует. Ведь именно такие мысли будила в нём Юля.

И, может, в то самое мгновение он решил всё переиначить. Изменить свои планы. Посмотреть на Юлю в работе, в действии. Оценить её сильные и слабые стороны.

Он аналитик. Аналитики любят просчитывать все шаги, риски, выстраивать стратегии и прогнозировать.

Может, её резкий непримиримый ответ тому виной, что зацепил этим категоричным: «не буду спать». А может, намеренное касание, когда он провёл пальцем по её бедру. Кто его знает, что срезонировало и заставило Юрия хотеть заглянуть в середину этого цветка, который никак не желал распускаться.

– Хорошо. Пусть будет так, – ответил он чуть суше, чем положено и снова посмотрел на часы. Они действительно не успевали изменить ситуацию. Собственно, Юлия Аркадьевна и так хороша, лишь немного похожа на воспитанницу института благородных девиц или пуританку.

Ему и в голову прийти не могло, что деловая одежда может быть настолько консервативной и строгой. Но, может, это и к лучшему: никто не станет пялиться на его личную помощницу, а он не будет отвлекаться на несущественное.