– Не знала, надо же. Может, мне переехать куда-то к жирафам? Они меня поймут. Я бы их фоткала, и мы бы молчали. Что читаешь?
– Журнал, «Тин» называется.
– А, у нас в школе его все читают.
– Там, кстати, конкурс объявили – можно тексты, фотки слать, типа статей, репортажей про молодежь, победителям бабки дадут. Ты же фотографируешь. Сними, напиши, а я в универе напечатаю и отправлю по компьютеру. Меня Пашка пускает к компьютерам и в сеть.
– Это же не для школьников конкурс.
– Пишут, что можно участвовать с четырнадцати лет.
– Кому нужны мои тексты и фотки?
– Отправь, за это денег не берут.
– Да в таком крутом журнале на них даже не посмотрят. Там тесты есть?
– Есть. – Соня отдала мне журнал. – Свет включи.
Я включила свет, но не смогла остановиться и нажала выключатель еще два раза.
– О нет. Опять началось? – испугалась сестра.
– Видимо, из-за всего этого в новой школе.
Твой уровень склонности к девиантному поведению и нарушению социальных правил можно охарактеризовать как средний. Подумай, почему тебе иногда так хочется нарушать принятые нормы? Возможно, это связано с тем, что многие из них ты просто не принимаешь и у тебя есть собственный взгляд на требования социума. Тебе сложно принять других людей. Иногда категоричность отталкивает от тебя окружающих. Часто ты даже не пытаешься разобраться в ситуации и не даешь другим права на ошибку.
Глава пятая
– Вот, держи, как новый.
Дядя Фрэнк отдал мне отремонтированный ботинок. Дырки больше не было.
– Починил? Спасибо.
– Обращайся.
– Столько обуви. Это ведь всё чьи-то ноги. Все так странно. Я вообще мало знаю нестранных людей. У каждого свои заморочки.
– Куда ни плюнь – все необычные. Я такой необычный, не трогайте меня!
– Я личность!
– На кривой козе не подъедешь!
– Слушай, я тут город фотографирую. Людей там, местных жителей. Можно у тебя в киоске немного посидеть, понаблюдать, как ты работаешь? Поснимать?
– Да, пожалуйста, накурено только. Но я окно пошире открою. А что ты хочешь снимать?
– Как все устроено, как все происходит. Ты не отвлекайся. Продолжай делать то, что обычно, а я просто рядом посижу.
В киоске дяди Фрэнка обувь делилась на две части – отремонтированная и не отремонтированная. Хотя нет, была еще та, что в процессе. Прямо рядом с обувью стоял маленький чайник, там же валялся кусок колбасы.
По радио тарабанили новости: «…заверил новый председатель правительства Евгений Примаков. А теперь к международным новостям. В условиях продолжающихся столкновений в Косово между сербскими силами безопасности и албанской Армией освобождения Косово Совет Безопасности ООН принял резолюцию…»
– Ты не голодная? Могу бутерброд сделать, – кивнул дядя Фрэнк на колбасу, лежавшую у чьей-то подошвы.
– Нет, спасибо.
– Новости слушать невозможно. Ужас на ужасе! Ты заметила, что человечество ходит по кругу? Туда-сюда? Понимаешь? И ничему не учится. Все ведь понятно, но человек не понимает самых простых вещей, в некотором роде. – Дядя Фрэнк выключил радио и стал копаться в дисках. – Вот это пойдет? – Он вынул раздолбанный диск «Лед Зеппелин».
– Включай!
Среди кучи дисков и кассет я узнала «Скорпов», «Пинк Флойд», «Кино», «Ганзов», «Смитов», «Эй-Си/Ди-Си», Джими Хендрикса и много чего еще. Дядя стоял у открытой двери и курил, как вдруг выбросил сигарету, зашел внутрь киоска и сказал:
– Прячься!
– В смысле?
– Прячься за курткой, мать твоя идет.
– Блин, я не помещусь.
– Свитером накройся.
Мама постучала в окошко киоска и протянула дяде отцовские ботинки.
– Привет, Ань.
– Леш, заделаешь? Ромке вообще ходить не в чем.