– Ты до сих пор не сказала ему? – спросил он, докуривая сигарету.

– Нет. Это не так просто, как тебе кажется. У нас сын, и я не хочу оставлять его мужу, – ответила она, по-прежнему стоя у окна к нему спиной.

– Я не тороплю тебя, но мертвый орган необходимо отсечь сразу, чтобы не было заражения всего организма. Скажи ему об этом завтра же, – сказал он и спустил ноги с кровати.

– Не учи меня, ведь я всё же жена… бывшая жена хирурга. Тем более его завтра не будет, он до среды в командировке, – закончила она и распахнула окно.

В комнату тотчас вместе с брызгами дождя ворвался ветер и забился тяжелым занавесом, отделяющим эту комнату от ночи.

– Закрой окно! Ты с ума сошла – тебя же продует! Уж не лето, – забеспокоился он.

– Ты смотри, какая гроза! Неужели осенью бывают грозы?! Ты знаешь, у меня как-то неспокойно на душе, – она закрыла окно. – У меня такое предчувствие, что должно произойти что-то страшное. Наверное, природа проклинает меня, и уже близка страшная расплата за мои грехи. Но, видит Бог, я чиста перед ним!

– Не мели ерунды! Ложись лучше спать. Все будет о’кей! Поверь мне, – он подошел к ней и почти силой уложил в постель.

– Больше не говори ничего, – попросила она и уткнулась ему в плечо.

В комнате было темно, бушевавшая за окном гроза быстро утихла, и уже крупные капли дождя перестали стучаться в оконное стекло, как будто отчаявшись достучаться до людских сердец, а может быть, это было и не нужно?

Где грань между взлетом и падением, и какова та весовая единица, перетягивающая чашу несправедливости и бессердечия? А может быть жестокость во имя спасения и оправдана? А может быть это мнимое спасение – самообман, тем более жестокость – это гнусное явление, свойственное только существам, наделенным разумом. Тогда выходит, нас наделяют разумом, чтобы быть жестокими. Это нелепость, но эта нелепость рождается в душах и сердцах, и, тысячекратно умножаясь, уничтожает все на своем пути, все живое, включая наш разум и нас самих. Но пока мы живы, пока существует разум – в наших силах остановить все чуждое жизни…

В комнате, где спали двое, было темно и тихо. Казалось, время остановилось для них, но это было не так. Души их неслись в водовороте дней и событий по уготованному им пути к своей неизбежности, остановить которую было уже невозможно.

…Проснулся я от холода. От неудобной позы мышцы мои застыли и потеряли чувствительность. Открыв глаза, я несколько минут смотрел перед собой через ветровое стекло в темноту, не понимая, где я, почему мерзну один в машине, и за каким чертом меня вообще занесло сюда. Постепенно память стала возвращаться, и вскоре я уже вспомнил все подробности предыдущего дня. Поерзав на сиденье и прогнув вперед спину, я нашел новое положение своему телу, после чего попытался поработать руками и ногами. Движения вначале давались трудно – руки и ноги были ватными, бесчувственными и плохо слушались. Прошло минут десять, прежде чем я вновь обрел свое нормальное состояние. Дотянувшись рукой до потолочного светильника, я включил свет и взглянул на часы – до рассвета оставалось сорок семь минут. Однако небо уже просветлело, и вырисовывались, едва намечаясь, контуры кустов и деревьев. Из-за плотного тумана, который висел в воздухе матовой пеленой, различались лишь ближние объекты, удаленные не более чем на двадцать метров.

Выйдя из машины, я вдохнул прохладный утренний воздух, насыщенный озоном ночной грозы и запахом сырой земли, и, закинув руки за голову, подставил лицо легкому предрассветному ветерку, который едва-едва трогал мои волосы.