Анестезиолог делает свое дело, вводит лекарство, садится рядом и берет меня за руку. Это было так по-человечески, что я вцепилась в нее мертвой хваткой, чтобы врач не ушла. Я не говорила, что мне страшно, но она сама все поняла. Сидит, держит меня за руку и спрашивает, сколько у меня детей, как зовут. Я понимаю, что она меня отвлекает, но продолжаю отвечать и параллельно прислушиваюсь, что происходит за шторкой с моим животом – а там тишина, напряженно работают врачи. Она говорит: «Скоро достанут. Улыбайся! Мы же НА ДНЕ РОЖДЕНИЯ. Все будет хорошо».

Я слушаюсь. Лежу, как распятая (мне зафиксировали руки), пахнет операционной, лекарствами, слышу скрежет, когда инструмент кладут в железное корытце. Я несколько натянуто улыбаюсь, зубы стучат, челюсть начинает сводить, я замерла, я в напряжении, я в «танке».

Мы на дне рождения!

Я в ожидании.

Врачи со мной не общаются, между собой тихо, отрывисто переговариваются.

Время остановилось. Тяжелое ожидание.

Так, сейчас достанут – улыбайся.

Я про себя думаю: «Лишь бы живой был».

Левчика вытаскивают 1 мая в 19:34!

Не кричит, почему? Быстро кладут на столик, к нему подходят четыре врача, что-то измеряют, суетятся и т. д.

Я тревожно поглядываю: вроде, не синий, живой, большой какой.

Жду приговор.

Его ко мне подносит детский реаниматолог и говорит: «Мама, мама, я родился! У вас мальчик!»

Я еще не понимаю, что происходит. Только понимаю, что живой. Покатилась слеза.

Смотрю: такой пухляш (это были отеки), щеки повесил и спит (ему было очень плохо, боролся с инфекцией при нулевом иммунитете).

Просто поцеловала его сквозь слезы.

Мой мозг не впускает никакую информацию, даже хорошую, что ребенок жив. Он родился!

Потом сразу же сообщают, что плохие показатели: уже сделали анализ крови, который показал внутриутробную инфекцию. Забирают в реанимацию.

Какие-то показатели ниже нормы в несколько раз. Я и так туго воспринимаю медицинские термины, а в экстренных условиях тем более.

Моего мальчика увозят. Теперь его жизнь – в руках Бога и реаниматологов. Теперь многое зависит от правильных действий врачей.

Туман – я понимаю и не понимаю одновременно.

Спрашиваю, сколько баллов по Апгар (система быстрой оценки состояния новорожденного), чтобы хоть как-то сориентироваться по состоянию ребенка: мне непонятно, насколько критичны показатели, насколько все плохо.

«7/7», – говорят. «Я думал, что будет 3/4. Вам повезло!» – удивляется врач.

Да, мне повезло! Мы с ним договорились заранее, что вместе будем жить эту жизнь. Но все вмиг перевернулось, появились препятствия, которые нам надо преодолеть.

За два часа до экстренного кесарева. Я радостная и еще не знаю, что меня ждет впереди.

Я только недавно, радостная, приехала на плановое кесарево. До этого мы беззаботно пили кофе, и ярко светило солнце – было необычно тепло той весной. А сейчас я уже не беременна, родила, ребенка укатили в реанимацию, я в операционной, и меня сильно трясет от всех влитых лекарств – и это все за последних три часа!

Я думала, что сейчас рожу, и все закончится, но нет – состояние новой неопределенности… Как все это вместить?

Психика спасает как может – просто блокирует входящую информацию. В меня уже не влезают плохие новости.

Когда же это все закончится, и мы будем дома? Дом – для меня безопасное место, и, конечно, я думаю о нем.

Плачу и думаю: «Я буду, буду держать его на руках в том зеленом костюмчике!»

Все сбудется, только позже. И мне еще предстоит многое пройти и вырасти. Духовно вырасти и попасть туда, где я еще не была, увидеть еще одну часть жизни – ту, где борются за нее. Борются за жизнь маленьких детей и спасают их. Это было тяжело. Но это тоже нужно было вывезти. Я держалась.