Второй раз я случайно попала к более молодому генетику (так положено: сдаешь анализы – автоматом направляют на консультацию). Она меня так вдохновила! Она рассказала про современные исследования, что многое зависит от родителей, что вообще заранее ничего нельзя определить по развитию, есть разные истории. И вообще – возможно все. Только занимайтесь ребенком!

Я решаю: раз надо заниматься – значит, буду им заниматься. Ведь с обычными детьми тоже надо. Буду делать то, что зависит от меня.

От консилиума я решила отказаться. Представила себе сидящих за столом теток в белых халатах, которые с осуждением разъясняют мне, что к чему, говорят об ответственности, о том, что, может, я не до конца понимаю ситуацию. И все эти вопросы начнутся: «Что вы решили? Понимаете ли вы последствия своего решения? Еще не критичный срок…»

Вот такие неприятные документы приходилось читать и подписывать, когда ты уже решила оставить ребенка.

Хватит.

Не пойду.

Пишу отказ.

Особенно режет глаз фраза, когда подписываешь соответствующие документы: «ОТВЕТСТВЕННОСТЬ БЕРУ на себя». А какую ответственность, если для тебя это совершенно новая глава в жизни? И никто ничего толком сам не знает? На самом деле это про доверие: берешь ответственность и не знаешь, как именно сложится. Доверяю, что меня проведут. Расписываюсь.

Поехала моя врач на консилиум одна. Рассказала, что все прекрасно прошло. Сказали: «Не дергайте ее, дайте спокойно родить. Пусть рожает, если хочет».

Ч-что??? А я злых теток в белых халатах себе нарисовала… Осуждающих меня…

Простите меня, добрые тетечки. Тогда я считала, что медицинские работники могут меня только обижать и расстраивать в связи с особенным ребенком. Это была моя точка восприятия. Мир гораздо лучше, чем мне тогда казалось, гораздо лучше!

Честно говоря, я выдохнула только на 21-й неделе. По медицинским показаниям прерывание делается до 21-й недели, и после мне уже не могли его предложить. А значит, больше не надо отвечать на этот неприятный вопрос: «Точно оставите?» Дальше все пошло, как и в обычную беременность.

Как только я выдохнула, мне стали попадаться врачи, которые включали мне зеленый свет и не мешали. Меняешь мышление – меняется окружение и события. Написать-то просто: «Меняешь». Но это процесс, огромная осознанная внутренняя работа.

Меня никто не тыкал Синдромом: все было так, как будто так и должно быть (как и при обычной беременности), за что я очень благодарна.

Всю беременность на всех УЗИ я твердила (интуитивно ставила намерение): «У меня здоровый ребенок, у меня здоровый ребенок».

Здоровый.

Здоровый.

И верила, безгранично верила, что у него все хорошо.

УЗИ это подтверждали: так, сердце в порядке, растет, сердцебиение нормальное, кровотоки хорошие и т. д.

Эта беременность протекала не как предыдущие. Удивительно, как медицина шагнула вперед и не дала мне «треснуть» раньше времени. Связано это было, скорее, с возрастом и лишним весом. Предыдущая беременность была четыре года назад – и такой прогресс! Я чувствовала себя стеклянным сосудом, который периодически давал трещины. Их приходилось «замазывать»: я постоянно что-то пила, принимала какие-то таблетки, делала уколы инсулина и клексана. Все эти дополнительные обследования – меня готовили к запуску в космос, не меньше. Под конец я уже так с этим сроднилась, что думала, это на всю жизнь.

Потом за четыре недели до родов отменили клексан – о, как хорошо! Не надо делать уколы в живот и искать место, где не больно.

Потом, сразу после родов, отменили инсулин – о, как хорошо! Клексан я колола справа, а инсулин слева (и это болезненно – сам прокол), теперь и левый бок свободен! А еще мерила каждое утро сахар: колола палец глюкометром, а теперь и это не нужно делать. И так постепенно возвращаешься к жизни без лекарств, которая была до беременности. Это такая свобода!