– А ещё у него есть сестра, – вдруг вспомнил Серафим, прищурившись. – Близняшка. Розанна.

Милон бросил на него взгляд.

– И что?

Серафим ухмыльнулся.

– Просто предупреждаю. Будь готов.

Серафим выволок Милона из комнаты с энтузиазмом человека, который сам ещё не до конца проснулся, но уже готов делать хаос. Они спустились по лестнице, прошли по длинному коридору общежития и оказались у двери, за которой жил тот самый Розарий.

– Не переживай, он не кусается, – сказал Серафим, приосанившись. – В отличие от меня, у него есть тормоза.

– А ты-то зачем тогда знакомишь меня с ним?

– Потому что я социальный клещ, Милон. Я внедряюсь в твою жизнь и насаждаю тебе друзей.

Он уже собирался постучать, но дверь открылась сама, и на пороге возник Розарий.

Розарий выглядел так, будто его только что вытащили из книжного шкафа: волосы светло-русые, идеально уложенные, но с парой выбившихся прядей, как будто даже его порядок иногда уставал быть идеальным. Очки с тонкой оправой, строгая рубашка – небесно-голубая, не в тон его глазам, но подчёркивающая их холодный цвет. Держался он прямо, сдержанно, но не высокомерно. Был в нём что-то… безукоризненное. Внимательный взгляд, немного усталый, как будто его вечно мучили чужие глупые вопросы.

Если Серафим был ураганом, то Розарий напоминал ровную линию на кардиограмме спокойного человека.

– Ах, как удачно, – заметил он, переводя взгляд с одного на другого. Голос ровный, без резких интонаций. – Серафим, ты снова привёл кого-то, кто не умеет читать лекции?

– Розарий, это Милон. Милон, это Розарий. Теперь вы обязаны подружиться, иначе я разочаруюсь в вас обоих.

Милон протянул руку, Розарий слегка нахмурился, но всё же пожал её.

– Милон? Русский?

– Да.

– Ну что ж. Посмотрим, насколько ты стойкий.

– Почему это?

– Потому что моя сестра захочет с тобой познакомиться.

И тут дверь вглубь комнаты со скрипом отворилась.

Розанна.

Она была копией Розария и его полной противоположностью одновременно. То же лицо, те же глаза – холодные, чистые, пронзительно-голубые. Но если он был льдом, то она напоминала солнце, пробивающееся сквозь ледяные ветви. Волосы, такие же светлые, были заплетены в косу, чуть растрёпанную, будто её только что распустили и заплели снова.

Одежда простая – свитер молочного цвета, тёплый, уютный, как зимнее утро, и тёмные джинсы. Держалась она легко, свободно, с улыбкой, в которой мелькало что-то почти игривое. Но Милон уже чувствовал: эта игривость – только поверхность.

Она не просто вышла в комнату – она ворвалась, как будто весь день ждала момента, чтобы объявиться.

– Где русский?!

Милон машинально сделал шаг назад.

– Ой, ты и правда русский! – Розанна обошла его по кругу, как кошка, изучающая новую территорию. Голос мягкий, но быстрый, будто она привыкла думать вдвое быстрее, чем говорить. – Как тебе тут? Как Германия? Как тебе наш язык?

– Эм… хороший.

– Ты милый, – заключила она, кивнув, будто ставя диагноз. – А теперь вопрос: ты свободен?

Серафим сдержал смешок, Розарий закрыл лицо рукой.

– Розанна… – начал он, но сестра уже схватила Милона за руку.

– Пойдём! Я тебе покажу наш город. И заодно проверю, какой ты на самом деле.

Милон бросил взгляд на Серафима, надеясь, что тот поможет. Но друг только пожал плечами и шепнул:

– Ну, удачи. Я знал, что ты справишься.

Милон ещё не понял, во что ввязался, но Розанна уже уверенно тащила его по коридору. Он краем глаза заметил, как Серафим и Розарий обменялись взглядами. Первый – с нескрываемым удовольствием наблюдая за этим представлением, второй – с усталой покорностью судьбе.

– Она всегда так? – спросил Милон, оборачиваясь к Розарию.