А потом он увидел, кому оно адресовано.

“Милон Миронов.”

Лоран застыл.

К горлу подкатило что-то неприятное, как ртуть – тяжёлое, холодное, ядовитое.

Письмо он открыл не сразу. Оно лежало перед ним на столе, немое и спокойное, а он всё тянул, будто надеялся, что оно исчезнет само.

Но этого не случилось.

Он разорвал конверт резким движением, так что бумага чуть дрогнула в пальцах.

«Сынок.

Мы долго искали тебя. Ты всегда был упрямым, но мы не верили, что ты правда хочешь нас забыть.

Твой отец сейчас в Германии. Он хочет увидеть тебя. Не отталкивай его. Вы просто должны поговорить.

Мы не будем тебя осуждать. Мы не будем тебя ругать. Просто встреться с ним.

Как бы ты ни пытался стереть прошлое, оно не исчезнет. Как бы ты ни пытался забыть, кровь не изменишь. Ты всегда будешь нашим Милоном.»

В комнате было тихо.

Слишком тихо.

Лоран сложил письмо. Медленно, методично, будто пытался склеить обратно разорванные связи, которые сам же и разорвал.

А потом начал рвать его снова.

Полоска за полоской, слово за словом.

Но, сколько бы он ни рвал, каждое слово уже отпечаталось в голове.

Ты всегда будешь нашим Милоном.

Ты всегда будешь…

Пепел

Лоран смотрел, как клочки бумаги вспыхивают в пламени свечи. Они корчились, чернели, исчезали.

Его больше не существует.

Милон Миронов умер.

Но почему он всё ещё его чувствует?

Пепел сыпался в пепельницу, а он сжимал край стола так, что побелели пальцы.

– Господи…

Он сам не понял, выдохнул он это или подумал.

Тихий, почти незаметный звук.

Как будто призрак прошлого коснулся его плеча.

На следующий день его руки всё ещё дрожали.

Не сильно, почти незаметно, но достаточно, чтобы уронить ложку в чашку.

– Ты как-то странно себя ведёшь, – Розарий поднял на него внимательный взгляд.

– Всегда так веду.

– Нет, – он покачал головой. – Обычно ты просто меланхоличный, а сейчас…

– Напряжённый, – закончила за него Розанна, прищуриваясь.

– Может, он влюбился? – с любопытством добавила она, склоняя голову.

Лоран только усмехнулся.

– Если бы.

Но молчание только делало всё хуже.

Он видел, как Розарий продолжает смотреть на него, будто сканирует.

– У тебя лицо, как у человека, который понял, что в духовке остался пирог, – заметил Серафим, заглядывая ему в глаза.

Лоран молчал.

– Если ты молчишь, значит, проблема серьёзная, – Серафим щёлкнул пальцами. – Дай угадаю. Ты совершил преступление? Нет, ты бы не смог. Ты нашёл у себя седой волос? Тоже нет, рано.

Лоран тихо выдохнул:

– Мне написали родители.

Серафим замер.

– Ты же говорил…

– Да, я знаю, что говорил.

Они шли молча.

В какой-то момент Серафим хлопнул его по плечу.

– Если захочешь поговорить, я тут.

– Знаю.

– А если не захочешь, я всё равно тут, так что терпи.

И Лоран чуть улыбнулся.

Почти незаметно.

Но Серафим заметил.

Работа.

– Лоран, подай мне секатор.

Он передал инструмент, пока хозяйка лавки расставляла цветы.

– Милон, ты можешь…

Он замер.

– Меня так больше не зовут.

Владелица лавки смотрела на него спокойно, но он чувствовал себя так, будто его окатили ледяной водой.

– Прости, привычка.

Клиентка, стоявшая у прилавка, вопросительно посмотрела на них.

Лоран молча кивнул, возвращаясь к работе.

Но внутри будто что-то надломилось.

Позже, когда он разбирал бумаги, взгляд зацепился за конверт со счётом.

Имя.

Старое имя.

Сколько раз он пытался стереть его?

Сменил паспорт. Сменил жильё. Сменил всё, что мог.

Но может ли он сменить себя?

Он смотрел на эти буквы и чувствовал, что застрял.

Всё ещё Милон.

Уже Лоран.

Но кто он на самом деле?

Милон сидел за столиком в кафе, сжимая чашку с остывающим кофе.

Он подготовился.

Сутулился, смотрел в стол, будто боялся встречаться взглядом с людьми. Словно хотел слиться с пространством.