– Мари, кто это? – я дергаю медсестру за рукав халата.

– Подопечная Сьюзан? Я не помню имени, но ее доставили сюда прямиком из ожогового центра. Бедняжка! Попасть в такую ужасную аварию! – телефон Марии вибрирует у неё в халате. Она достаёт его и сразу же отвечает. – Да? Доктор Флейд?

Я продолжаю наблюдать за неподвижным ангелом и ее телохранителем в виде лениво листающей медицинский журнал Сьюзан. Они стоят в тени раскидистого ореха, где щебечет попугай из папье-маше. Девочка-альбинос, которая точно младше меня на год, если не больше, несмотря на летний зной сидит в кофте с рукавами до самых кистей и штанах, совсем как у меня.

– Доктор говорит, что пришла ваша матушка. Спрашивает, не хотите ли вы с ней увидеться?

– Пусть сам болтает. – отвечаю, не поворачивая головы.

– Вот же, зарядка села… – Мария раздосадовано стучит ногтем по темному экрану. – Я не успела ему передать. А если они так и будут ожидать вас, время тратить?

– Сходи и лично скажи.

– Мне нельзя оставлять вас одну. По уставу запрещено.

– Мари, ты мне не доверяешь? Я никуда не сбегу и не стану вредить себе, обещаю. – она долго смотрит на меня, обдумывая мои слова, и в итоге, тяжело вздохнув, встает.

– Я туда и обратно. Сьюзан! Присмотри за моей подопечной, пожалуйста!

Когда Мари скрывается в здании, пухлая ручка призывно машет мне, и я прохожу в другой конец сада, но не сажусь. Шагаю вперёд-назад, радуясь тому, что наконец могу поближе взглянуть на ангела.

Кисти ее обожженные, на них расползлись бледно-розовые, как лак моей убежавшей медсестры, бесформенные шрамы, но они не обезображивают, наоборот, кажется, что эти болезненные рисунки всегда были, что это их законное место, а не ужасные последствия аварии. Святыми становятся только мученики, ведь так?

– Как ты…

– Она тебе не ответит. – Сьюзан перелистывает журнал. – Кататонический ступор. Надышалась углекислым газом, пока из машины вытаскивали.

– А разве вам можно разглашать диагнозы и личную информацию пациентов?

– Но тебе же интересно. – меня одаривают широкой добродушной улыбкой. Зубы женщины выдают ее пристрастие к кофе и табаку. – Больше не буду, если ты считаешь это неправильным.

– Считаю.

Больше мы не проронили ни слова. Искусственная птица пела мелодию ручья в лесу, а от растущих рядом цветов истошно пахло ванилином.

Стоило обладательнице чёрного пучка волос появиться на горизонте, я присела на корточки рядом с коляской и прошептала на самое ухо: «Не засыпай сегодня рано». Ангел внешне никак не отреагировала, но по рваному выдоху и резко участившемуся на несколько секунд сердцебиению я поняла, что меня услышали.

***

Вернувшись в палату, я обнаруживаю в ней Паука и ещё тёплый обед. Прогулка поспособствовала аппетиту, поэтому я выуживаю из шкафа пачку влажных салфеток, протираю руки и сажусь за стол, принимаясь за курицу в сливочном соусе. Флейд бродит из стороны в сторону, сложив руки за спину и выжидая, когда я закончу трапезу, но мне не хочется терять своё свободное время в будущем, так что я дожевываю и говорю:

– Как там она? – Флейду не надо объяснять, кто «она».

– Ничего, выглядит вполне здоровой, на жизнь не жалуется.

– Что она сказала на то, что я не пришла? – сок сегодня подали персиковый. Я знаю ответ на мой вопрос, но задать его из правил приличия должна. – Расстроилась?

– Нет.

Психотерапевт выжидающе молчит. Он хочет, чтобы я расспрашивала его обо всем, и мой мозг с сожалением осознаёт, что поесть мне нормально не дадут.

– О чем вы говорили?

– Да так, ни о чем особо.

Это начинает надоедать. «Ты хочешь вытащить из меня все эмоции или как? Что за клоунаду ты здесь устраиваешь, восьмилапый?» – я собираю подлив кусочком курицы и нарочито медленно жую, дабы вывести долгой тишиной Флейда из себя, только по итогу нервные клетки в этой комнате теряю лишь я одна. И когда в правой руке у меня оказывается крепко сжатая вилка, готовая в любую секунду быть брошенной в моего личного врача, доктор Флейд наконец открывает рот.