Я пишу последний день недели и закрываю тетрадь. Медсестра помогает мне убрать все с кровати.

– Мари, я хочу выйти погулять. – она достаёт из кармана рабочий простенький телефон – смотрит время.

– Думаю, это хорошая идея. У нас есть ещё полтора часа до обеда.

Пока я переодеваюсь, Мария открывает окно нараспашку, чтобы комната успела проветриться за время моего отсутствия. Я стягиваю с себя ночнушку, достаю из шкафа прогулочный комплект, тоже белый: длинные штаны с резинкой на поясе и свободную футболку. Долго ищу балетки и обнаруживаю их закинутыми почти до самой стены под кроватью. В комнате я привыкла ходить босиком, по коридору – в тапочках, а на улице последний раз была дня три назад. Или больше? Время здесь идёт совсем по-другому: медленнее, тягуче, как кисель, подаваемый иногда на ужин.

Мы идём по пустому коридору прямиком к ведущей во двор лестнице. Стены выкрашены в успокаивающий зелёный, а на пол постелен ковролин с витиеватым рисунком, похожим на играющих в чехарду змей, что заглушает наши шаги. Я по привычке считаю двери, читая таблички с именами обитателей комнаты, и замечаю, что в той, где ещё утром никого не было, появился житель. Меня это удивило, но не слишком заинтересовало: здесь заводить знакомства я не намерена.

Мари ведёт меня к скамейке под яблоней, около которой растут ромашки. Небо сегодня ясное, и одно-единственное облачко в этом лазурном океане смотрится совсем лишним. Я и все, кто окружает меня, погружены в звонкую трель птиц, стрекот цикад и шум льющейся в фонтанах воды. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю свежий воздух с ярким, пестрящим разнообразием запахов цветов. Каменный забор высотой три метра зарос декоративным вьюном и теперь походил на висячие сады Семирамиды. Проснувшись ещё на рассвете, я через окно наблюдала, как работают садовники: стригут газон, подравнивают кусты и возятся в клумбах. Жаль только, что этот райский уголок полностью ненастоящий. Цветы из металлического каркаса с натянутой поверх тканью и сбрызнутые ароматическими маслами; трава, что никогда не растёт, а ранние пташки в комбинезонах просто проходятся по ней пылесосами; макеты экзотических пернатых со встроенными музыкальными устройствами на ветках – все это лишь иллюзия Эдемского рая, искусственный мир, где в зарослях зелёной стены притаились камеры видеонаблюдения, где каждый твой шаг или слово записывается, после чего вносится в личное дело. Мы – маленькие голубки, заточенные в золотую клетку, так легко можем забыть истинную свободу, поэтому я не выхожу на улицу каждый день и пишу историю моей жизни вне этих стен. Не хочу ничего забыть. Не хочу потерять себя.

– И настигнет нас кара Божья! Исчезнут с громовым раскатом небеса, разрушатся и сгорят небесные тела и земля с ее делами будет признана виновной! Вы слышите? Вы слышите рёв?! О, великий грохот!

Из сада санитары утаскивали молодого мужчину с густой, спутавшейся растительностью на голове и лице, что без остановки твердил о конце света. Потом ещё нескольких, кои поддержали его идею и, как по цепной реакции, стали цитировать библейские строки. В конце концов остались только я, Мари и ещё одна тучная смуглая медсестра со стоящей возле неё инвалидной коляской, на которой…

Либо на меня так повлияли получасовые проповеди безумцев, либо я и в самом деле вижу живого ангела. Белые, словно первый снег, волосы и точно такого же оттенка кожа, ресницы, легкий пушок на щеках. В пустоту, едва моргающим взглядом смотрели два рубиновых глаза. Не знаю, девушка это или парень, но светлее образа я никогда не видела. В нем было что-то такое воздушное, нежное, красота эта была антропогенной, имеющей самые лучшие черты и от мужского начала, и от женского. Не хватало лишь крыльев, хотя, если присмотреться, то падающие сзади коляски тени очень их напоминали.