«Смотрю на падающие звезды…» – она не могла сдержаться и начала напевать полушепотом, но актовый зал так в очередной раз заголосил на припеве, а главная вокалистка так поднажала, взяв микрофон приступом, что другая мелодия безнадёжно расползалась, разлеталась, потонула… Несмотря на это, в голове продолжали раздаваться отдельные успокаивающие слова. Всё превратилось в сумасшедшую какофонию.
Внезапно Марина обнаружила себя на сцене среди поющих юных ребят.
Сно-ва невнят-ная
Кни-га пе-чат-ная.
Сро-чно уво-лить-ся, но – это
Толь-ко меч-та моя!
Марина сначала запела с воодушевлением, радуясь довольным лицам взрослых, которые одобрительно хлопали в ладоши, но постепенно её запал сошел на нет, и фантасмагорическое мелькание подарочных ленточек, цветов, надувных шариков, вырезанных из картона цветочков, полупечальных девочек и полурадостных мальчиков довело её до тошноты и головокружения. Оставаться здесь дольше не представлялось возможным. Она постаралась проскользнуть в подсобное помещение рядом со сценой, а оттуда уже выйти во двор и поскорее убежать, но прозорливая рука Елены Николаевны остановила её на полдороге.
– Еще куплетик, солнце моё!
– Я уже спела, как вы сказали. Я больше не могу…
– Сейчас будет обязательная общая партия, все же остаются, посмотри!
– Нет, не могу…
– Арктурова!
Чувство стыда и вины разрывало на части, но тошнота была сильнее, и Марине не оставалось ничего другого, как оттолкнуть непобедимую уговорщицу. Она вылетела на улицу в одном платье, и её тут же подхватили завывания снежной бури. «Странно, а я думала сейчас лето», – произнесла она вслух самой себе и продолжила прорываться сквозь стену мощного ветра и снега, который уже залепил глаза. Защищая рукой лицо от стихии и пробираясь по дороге ощупью, она наконец-то увидела свой синий Ситроен и из последних сил рванула к машине. Рывком открыв дверь, Марина свалилась в кресло и, не давая себе ни секунды отдыха, тут же завела двигатель. Автомобиль сорвался с места в непроглядную тьму и буран. «Боже мой, куда я еду?» В ту же секунду колёса предупреждающе заскрипели, и раздался страшный грохот. Марина закричала – и тут же проснулась в холодном поту. Её сердце колотилось.
***
День Инны Калининой всегда начинался с внушительного бумажного стаканчика кофе – эту привычку они приобрели с Мариной сразу же, как только начали работать в издательстве – и просматривания огромной папки с уже готовыми макетами, которые ещё предстояло долго согласовывать с авторами. Каждое утро Инна зачеркивала в календарике очередной рабочий день и мечтала о двухнедельном отпуске на море. Каждый раз в разговоре с подругами жаловалась на ненормированный график, не утихающие боли в спине и беспринципное начальство. Каждый вечер приходила домой, чтобы до полуночи успеть посмотреть какой-то модный глупый сериал и рухнуть в постель без мыслей, без чувств, без идей. Но проходили недели, месяцы, годы, а работу она свою не бросала, притупляя боль рутины высчитыванием трудового стажа и размышлениями о накопительной части пенсии. В разговоре с многочисленными знакомыми Инна уверяла: «Да, это сложная работа, но это всё-таки одно из самых известных в стране издательств. Уходить отсюда в какую-то непонятную контору? Да ни за что!».
– Марины Евгеньевны все ещё нет? – Инна вздрогнула от голоса вечно оживленного розовощекого корректора, который взял за правило передвигаться по огромному общему офису, странно подпрыгивая, как будто все его тело подчинялось движению волшебных скрытых шарниров.
Инна посмотрела на наручные часы и вздохнула. Действительно: уже десять минут первого, а ведь до собеседования они ещё запланировали совещание.