– Наши все собрались?

– Абсолютно все! – бодро отрапортовал Алексей и обвёл помещение уверенным взглядом. – Может быть, начнем пока собрание без Марины Евгеньевны?

Полтора десятка сотрудников нервно перешёптывались у автоматов с шоколадными батончиками и газировкой, кто-то невесело поглядывал на дверь главного редактора и закатывал глаза. Вчерашний разговор не прошел бесследно, и страх потерять рабочее место всё же перевешивал накопившееся раздражение. Наконец открылись широкие автоматические двери, и в офис ворвалась Марина Евгеньевна, бледная, небрежно накрашенная, с распущенными длинными волосами, хранящими следы вчерашней завивки, но её взгляд и размашистые движения говорили о непоколебимой решимости и жажде бороться за успех. Она быстро проскользнула сквозь ряды внезапно замолчавших подчинённых, не останавливая долгого взгляда ни на одном из сотрудников.

– Аня, зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста! – бросила она на бегу и тут же закрыла дверь своего кабинета, зная, что нерасторопному секретарю понадобится не одна минута, чтобы оторваться от письменного стола и проследовать с затуманенными глазами до офиса начальницы. Искренняя до наивности, добрая до раздражающей простоты, часто витающая где-то в своих мирах, но очень ответственная и честная: нередко приходилось попереживать о дальнейшей судьбе Аннушки в издательском доме, который безжалостно отбрасывал всё, что не было хотя бы косвенно связано с харизматичностью, выгодой и прибылью.

Аннушка еле слышно постучала и вплыла в кабинет, тут же уронив из скоросшивателя два исписанных ручкой листа.

– Ну что, какие новости у нас сегодня? Вкратце.

Марина включала одной рукой компьютер, а другой пыталась удержать пластиковый хлипкий стаканчик, из которого отхлёбывала изрядно похолодевшее какао.

Задавая вопрос Аннушке Летовой, человек должен был отдавать себе отчет, что каждый раз нажимает на невидимую кнопку постепенного прогрева: мечтательной девушке обязательно требовалось время, чтобы как следует разогнаться и довести мыслительной двигатель до нужной кондиции. В дни, отмеченные печатью отважной стремительности, на это уходило в лучшем случае три-четыре секунды. В особенные периоды торжественной философии – минуты. Марина успела допить переслащённый напиток, разложить договоры с новыми авторами по трём стопкам, просмотреть электронную почту и даже ответить на одно сообщение, прежде чем до неё донёсся погружающий в дремоту протяжный речитатив.

– Мари-ина Евгеньевна, все вас уже заждались, совещание ведь назначили на девять.

Марина недовольно кивнула головой, показывая бесполезность напоминания об этом событии.

– — Корректоры вовсю работают, Алеша все макеты ещё вчера вечером подготовил. Верстальщики, как всегда, под контролем Инны Викторовны, она мне никогда не докладывает об их работе, предпочитает с вами напрямую разговаривать, вы же знаете, – Аннушка остановилась, чтобы перевести дух. – А! Денис попросил новые задания, мы ведь его иллюстрации ещё на прошлой неделе согласовали, и он сейчас сидит без дела.

– Ну, эта проблема легко решается, – саркастично отреагировала начальница, продолжая стучать пальцами по столу.

– Новенький переводчик еще не подъехал, – Аннушка поймала ход мыслей шефа и в восторге от своей проворности усиленно заморгала ресницами.

Марина поставила локти на стол и опустила подбородок на костяшки пальцев. Казалось, слова помощницы скользили где-то по поверхности её мыслей.

– Вы не забыли о моей вчерашней просьбе? – она посмотрела прямо в глаза, с надеждой, что её легкая тревога окажется незамеченной, но беспокоиться было не о чем: все силы осовелого в своём безмятежном гармоничном мире секретаря ушли на борьбу с волнением, вызванном новым неожиданным вопросом. Но сегодня Аннушка Летова была на коне, потому что отреагировала на столь провокационный выпад практически с минимальной задержкой.