Она разыгрывала сцену борьбы в мелодраме момента с пухлой и жалобной Магдой и падала на стол, следуя сценическим указаниям, только чтобы снова подняться с криком: «Нет, это неправильно. Вы должны держать мое запястье выше, иначе я не смогу опуститься».

Она была совершенно права; но, как сказала Магда своему мужу, она не собиралась быть «обязанной» новичку. Поэтому Магда продолжала быть очаровательной с Мартеллой, когда они встречались, но делала ей всякие неприятности тысячами способов, которые могла позволить себе жена менеджера. И менее влиятельные члены компании последовали примеру жены менеджера. За небольшими оскорблениями следовали более крупные, и бесконечно мелкие недоразумения тем не облегчались. Ее поддевали почти все в труппе.

Напряжение росло до тех пор, пока Мартелла Баринг наконец не обнаружила, что оскорбления и недоразумения не были случайными, что все женщины настроены против нее. Она негодовала на катастрофу непопулярности так же страстно, как ребенок, пораненный о злобный куст терновника на своем пути, и в один бурный вечер отказалась от своей роли и ушла из театра.

Ее уход был благом для Магды Дрюс и вопросом безразличия для других, пока не стало ясно, что не только жизнь ушла из игры Хэнделла Фейна, главного актера, но и что обычный дублер был совершенно не способен выдерживать роли, которые не доставляли ее предшественнику никаких хлопот. Это отразилось на спектаклях и сборы упали, не сильно, но достаточно, чтобы обеспокоить главу концерна. Пригласить актрису из Лондона стоило денег, а сезон не длился и двух недель.

Гордон Дрюс отправил бывшей актрисе своей труппы Мартелле Баринг грозное письмо, в котором предупредил, что нарушение контракта влечет ее к ответственности и к возможному иску о возмещении ущерба. В ответ он получил вежливую записку, в которой Мартелла предлагала обратиться к адвокатам.

«Нет», – неохотно призналась в театре миссис Маркхэм. «Не могу в это поверить. Ночью очень сильно стучали в дверь. Новелло выглянул в окно, а затем сразу же спустился вниз, когда внизу увидел Дрюса. Он был пьян. Я бы не вышла замуж за человека, который пьет».

«Что же было дальше?» – с тревогой спросил комик. «Вы не знаете, миссис Маркхэм?»

«Я точно не знаю. Нелло знает. Он не сомкнул глаз из-за полиции и всего остального, что было ночью. А сегодня утром ему нужно было сходить в похоронное бюро. Но он должен быть уже здесь. Во сколько будет представление? В двенадцать? Ах, ну, еще только одиннадцать».

Труппа, за исключением двух человек, согласилась, что на данный момент нет причин для беспокойств.

А другие двое были мрачный Хэнделл Фейн, который отстранился от общей болтовни и бесцельно и беспокойно бродил по комнате, и рыжеволосый Ион Мэрион, который вытащил расписание и водил пальцем по нему. Он удивил их, ворвавшись в комнату.

«Я не буду ждать после часа. Спектакль есть спектакль. Я уже больше часа тут торчу».

«Мы все в одной лодке, приятель», – сказал уставший комик.

«Если Новелло не вернется в двенадцать, то считайте, что спектакль будет сорван», – сказал Ион Мэрион, и Хэнделл Фейн кивнул в знак согласия.

Дуси протерла лицо платочком.

«Мой муж знает свою работу, мистер Мэрион, спасибо! Ему не нужны советы, когда дело касается театральных дел. Не от юнца, который не играл на сцене и двух лет. Но убийство – это уже не то. Вы понимаете, сколько дел пришлось сделать моему мужу сегодня утром, мистер Мэрион. Ему и о Дрюсе пришлось позаботиться, и с гробовщиком договариваться, и показания в полиции давать, и со всем остальным разбираться. И вы жалуетесь, что он опоздал на спектакль! Когда он приедет, он будет готов к своей работе. Чего нельзя сказать о некоторых других! Да ведь сержант вчера вечером сказал, что ему следовало бы быть в полиции! И вот, что я вам скажу, мистер Мэрион, и вам, мистер Фейн! Если мы получим наши зарплаты и средства на то, чтобы обратно вернуться в Лондон, за это мы будем обязаны моему мужу. Надеюсь, ради этого стоит подождать три четверти часа».