Велосипед Люка катился дальше, с каждым поворотом колеса увеличивая дистанцию между ним и домом Бартонов, но тяжесть в груди никуда не уходила. Перед глазами стояло лицо Джейн – не из газеты, а настоящее, живое, смеющееся над его шутками всего восемь дней назад Он чувствовал, как слезы прокладывают горячие дорожки по его лицу, но ветер тут же высушивал их, не оставляя следов.

***

Холм, где когда-то возвышался их дуб, встретил Люка оглушительной тишиной. Он бросил велосипед у подножия и рывком стянул сумку с плечей. Газеты рассыпались вокруг него, как неуместно белые цветы на могиле. Черно-белая Джейн с десятков первых полос смотрела на него своими глазами, цвет которых он помнил лучше, чем собственный.

– Что это за херня, Беннет? – голос Томми разрезал тишину, как нож масло.

Люк обернулся. На тропинке стояли трое – Томми, Эбби и Джои. Они не договаривались здесь встретиться. Просто это место невидимой нитью тянуло их к себе, особенно сегодня, в годовщину.

– Сегодняшнего выпуска не будет, – хрипло ответил Люк, доставая из кармана отцовскую зажигалку, ту самую, которой когда-то зажигал свою первую сигарету на этом холме.

Газетная бумага занялась сразу, жадно поглощая огонь. Джейн с десятков первых полос стала чернеть по краям, скручиваться, превращаться в пепел. Никто из четверых подростков не пытался остановить это маленькое кощунство. Они стояли молча, завороженные танцем пламени.

Эбби сжимала в бледных пальцах стопку одинаковых листовок. «Вы видели Джейн?» – вопрошала каждая из них.

– Я всю ночь расклеивал эти чертовы листовки, – хрипло ответил Люк, забрав бумажку из рук Эбби. – Толку-то.

Девушка подошла и аккуратно вытянули одну из них. Ее глаза за стеклами новеньких очков были красными от недосыпания и слез.

– Семь дней, – голос Эбби звучал надломлено. – И ничего. Ни единой зацепки.

Эбби изменилась сильнее всех за прошедший год. Ее некогда пухлые щеки впали, а в глазах, смотрящих теперь сквозь стекла очков с новыми, металлическими дужками, поселилась старость, которой не должно было быть у четырнадцатилетней девочки. Блокнот, который раньше был заполнен теориями заговоров и шутками, теперь содержал методичные записи о каждой пропавшей девочке из Порт-Таунсенда и соседних городков.

– Отец говорит, первые сорок восемь часов критичны, – сказал Томми, в его голосе кипела злость – единственная эмоция, которую он позволял себе выражать с тех пор, как Джейн исчезла. – Прошло уже больше ста шестидесяти. Они не ищут. Шериф вчера пил с моим отцом. Говорил, что такое случается – дети просто… уходят.

– Она бы не ушла, – тихо произнес Джои. Камешек, тот самый, что когда-то подарила ему Джейн, перекатывался в его пальцах с выработанной за год привычкой. – Она бы не бросила нас.

– Тогда у меня для тебя неутешительные новости, – бросил Люк, который до последнего цеплялся за надежду, то Джейн, поддавшись странным эмоциям, решила покинуть их провинциальный городок сама, по своей воли.

– Она жива, – обиженно бросил Джои. – Я знаю, что она жива.

Пламя догорало, оставляя за собой черный круг на выжженной солнцем траве. Четверо подростков смотрели на него, словно ожидая, что из пепла возникнет ответ.

Люк первым нарушил молчание, его голос звучал с новой решимостью:

– У моего отца есть полицейские отчеты.

Трое других резко подняли головы, глядя на него с внезапной надеждой.

– Она не просто исчезла, – продолжил Люк, опускаясь на колени и начиная рисовать что-то пальцем в пепле. – На маяке нашли ее рюкзак. И кровь. Об этом нигде не писали, а журналисты пока не пронюхали.

Эбби подошла ближе, ее глаза сузились за стеклами очков.